class="book">   Миюри внезапно протянула руки и взяла его за щёки. Прежде чем он что-то понял, её длинные ресницы оказались прямо перед его глазами, и кончики их носов коснулись друг друга. А затем и губы. От неожиданности его будто заморозило на месте. Он не мог дышать, и Миюри, немного подождав, открыла один, а потом и второй глаз.

   Её глаза дрожали, будто она плакала и будто была счастлива. Она отодвинулась назад и сжала губы.

   - Не говори отцу, ладно? - прошептала Миюри, улыбаясь, хотя казалось, что она плачет.

   Было слишком тихо - они долго молчали. Он знал, что Миюри очень привязана к нему, но в такое поверить невозможно. Он подумал об этом, и что-то вспыхнуло у него в сердце. Их губы уже не были соединены, но он всё ещё едва дышал. Его сердце билось очень громко, а его грудь давило, будто крови некуда было идти.

   А потом появилась другая Миюри - смущённая и растерянная.

   Он ещё ощущал неожиданно грубое ощущение от её губ и сильный запах серы, вероятно, из-за воды, в которой она побывала... Грубое?

   Губы Миюри оставались гладкими и вишнёво-розовыми, даже зимой. Он подумал, что что-то не так, и Миюри сразу отпустила его лицо. Между руками у неё была натянута ткань от её повязок - такой же ширины, что и её губы. Она подняла голову, и, улыбнувшись, надула губы.

   - Это специальная мазь отца, и я думаю, она поможет твоим сухим губам, брат, - сказала она, помахивая хвостом и с улыбкой чертёнка на лице.

   Коул, наконец, понял, что она сделала, и у него появилась куча мыслей. Вся кровь от груди ударила ему в голову.

   - Мммиюри! - крикнул он, и она пожала плечами и закрыла глаза, продолжая улыбаться.

   - Боже, не сердись на меня.

   - Т-т-ты...

   - Не волнуйся, брат, твоя чистота в безопасности, - сказала она и приложила тонкий палец к губам. Послушание, чистота и аскетизм были тремя достоинствами, которые поклялись придерживаться те, кто решил служить Богу. Конечно, Миюри о том, как следовать учениям Доброго Бога, представляла себе что-то другое.

   Однако Коул не знал, что сказать этой грешной, пугающей девушке. Более того, он не знал, как справляться с чувствами, нахлынувшими на него, когда их глаза встретились.

   - На сегодня хватит...

   - Что? В самом деле? - обрадовалась Миюри и вскочила с кресла. Она развернула одеяло и аккуратно положила его на кровать.

   Он сжал пальцами пламя свечи, словно убил комара, комната погрузилась во тьму. Потом медленно подошёл сзади к Миюри. Будто почувствовав его приближение, она стала поправлять одеяло.

   - Б-брат?

   Коул взял своё одеяло.

   - Я лягу спать на полу.

   - А?

   - Я лягу спать на полу.

   Его ответ прозвучал резко, он завернулся в одеяло и в самом деле лёг на пол.

   - Э, брат? Эй, подожди, что, почему?

   Она действительно была расстроена, но он не испытывал такого.

   - Я пришла, потому что мне слишком холодно спать...

   Он поёжился на холодном, твёрдом полу и отвернулся. Плотнее обернулся одеялом и произнёс слова Писания:

   - Да защитит меня Господь. Да простит мне грехи мои...

   - Эй, брат!

   Он не шевельнулся. Должен ли он двигаться, когда есть так много того, в чём можно запутаться?

   Миюри на кровать легла сама, несколько раз притворно чихнула, но, в конце концов, крепко заснула.

   Несколько дней она была немного послушней. Вероятно, она думала, что Коул злился на неё, но это было не так. Просто после того, что произошло, он уже не мог смотреть на неё серьёзно без смущения.

   Миюри, дочь мудрой волчицы.

   У неё впереди целое будущее.

   ¹ Переводчик отмечает, что слово, переведённое как "каракули", имеет ещё значение "шалости"