шимпанзе Мэри, фокстерьер и ихневмон. О них я рассказал в другой книжке^[4].

Мне доставляет удовольствие всегда иметь при себе животное, в котором я вижу не забавную игрушку, а верного спутника и друга. Тото не раз доказывал мне, что готов защищать меня хотя бы ценой жизни; то же я могу сказать и о Симбе, маленьком фокстерьере. Что же касается меня, то в минуты опасности я никогда не предавал ни одного из моих маленьких друзей-животных.

Задумав совершить экспедицию в джунгли Африки, я решил, что отправлюсь туда не один: на этот раз моим спутником будет собака.

Я пошел в приют для собак, потерявших хозяина, и заявил, что мне нужна собака. Меня ввели в комнату, заставленную конурами, откуда выглядывали собаки всевозможных пород: овчарки, бульдоги, лягавые, пудели, терьеры; огромные сторожевые собаки и маленькие комнатные. Одни рычали, когда я к ним подходил, другие сонно посматривали на меня, полузакрыв глаза.

Трудно было сделать выбор, но во всяком случае я твердо знал, чего хочу. Мне нужна была собака, которая никого не боится, но понимает, кто ей друг, а кто — враг. Я хотел иметь собаку веселую, добродушную, понятливую, — собаку, с которой можно поиграть. С хозяином она ласкова, но в случае необходимости, если кто-нибудь нападет ночью на мой лагерь, она смело бросится в бой.

Я не слушал того, что говорил мне служитель в приюте, меня не интересовало его мнение о различных породах собак. Не все ли было мне равно, какой породы будет выбранная мною собака? Долго бродил я по комнате, рассматривая собак и пристально вглядываясь им в глаза.

Вдруг в углу у двери я заметил маленького фокстерьера, белого с черными пятнами. У этой собаки глаза были карпе, веселые, а вместо хвоста какой-то нелепый смешной обрубок, которым она начала вилять, как только меня увидела. Я остановился перед ее конурой и засмеялся; хвостик задвигался еще быстрее.

Поиски мои были закончены, и выбор сделан: я нашел собаку, которая отвечала всем моим требованиям. Так мне казалось, и читатель увидит, что я не ошибся.

Глава третья На борту парохода

Пип — так назвал я собаку быстро со мной подружилась. В то время я был занят приготовлениями к экспедиции в Африку и лишь изредка, в свободные минуты, играл с Пип; однако она чуть ли не с первого же дня признала меня своим хозяином. Пищу она брала не только из моих рук, позволяла и другим ее гладить и играть с нею, если меня не было дома; но стоило мне появиться — и она забывала обо всех, бросалась ко мне, виляла хвостом, тявкала от восторга. Она была моей собакой и, по-видимому, твердо это знала.

Приготовления к поездке, длящейся около месяца, отнимают два-три дня; я же отправлялся в научную экспедицию на шесть месяцев, и готовиться к ней начал месяца за три. И тем не менее сотни дел пришлось заканчивать в последнюю неделю перед отъездом. В начале этой последней недели я купил Пип и, как сказано выше, не мог уделять ей много времени. Думал я, что мне не удастся закрепить дружбу с моей собакой, пока мы не приедем в Африку, так как на борту парохода собакам не разрешают разделять с хозяевами каюту. Их сажают в конуры и поручают уход за ними одному из матросов.

Но Пип не хотела подчиняться пароходным правилам. Ей не понравились эти конуры на борту судна. Быть может, они напомнили ей о ее пребывании в приюте для собак, где она чувствовала себя одинокой и заброшенной, хотя с ней и обращались ласково. Когда я сдал ее на попечение матроса, она, должно быть, подумала, что теряет меня навеки: один хозяин навсегда ушел из ее жизни, а теперь и я бросаю ее на произвол судьбы. Это пришлось ей не по вкусу, и она решила меня отыскать. В первое же утро на море она сорвалась с привязи, когда никого поблизости не было, выскочила из конуры и отправилась на поиски.

Она никогда еще не бывала на борту судна. Вероятно, палуба показалась ей какой-то странной верандой, тянувшейся вдоль большого дома с длинными коридорами. Свернув в сторону, она наткнулась на изгородь, за которой, по-видимому, не было ничего — во всяком случае не было земли.

К счастью, ей не пришло в голову перепрыгнуть через эту изгородь, чтобы подальше уйти от конуры. Она вошла в дом и побежала по коридорам, останавливаясь перед каждой открытой дверью и заглядывая в маленькие комнатки — каюты. Она исследовала их одну за другой, надеясь рано или поздно найти своего хозяина.

Наконец подошла она к моей двери, обнюхала порог и тотчас же начала царапать дверь. Когда я встал и открыл дверь, она ворвалась в комнату, заливаясь радостным лаем, словно хотела сказать: «Ура! Наконец-то я тебя нашла!» Затем она улеглась у моих ног и покорно стала лизать мои ботинки.

Пять минут спустя в мою каюту вошел матрос и объявил, что моя собака сорвалась с привязи; он боится, не прыгнула ли она за борт.

— О, не беспокойтесь! — сказал я. — Если вам случится еще раз потерять Пип, можете быть уверены, что она прибежит ко мне. Она не прыгнет за борт раньше меня.

Я повернулся, чтобы показать ему собаку, но Пип исчезла. Боясь, как бы ее снова не увели от меня, она залезла под койку. Матрос тщетно пытался выманить ее оттуда, но как только я ее кликнул, она вылезла и подошла ко мне, поджав хвост, словно упрашивая меня не отсылать её.

Очень хотелось мне оставить ее в каюте. Я знал, что она будет вести себя примерно, но никому не разрешается нарушать правила на борту парохода. Я переговорил с капитаном, но добился лишь того, что собаку стали ежедневно приводить на час ко мне в каюту.

Все же это было лучше, чем ничего. Пип привыкла к этим ежедневным свиданиям и успокоилась, видя, что хозяин ее не намерен с ней разлучаться. Я также был доволен: за время плавания Пип и я научились понимать друг друга.

В течение следующих лет мы провели вместе немало часов, но сначала пришлось нам пережить разлуку.

Когда мы высадились на восточном побережьи Африки, Пип задержали в карантине ^[5] в Найроби. Я же был в это время занят закупкой провианта и кое-каких вещей, необходимых для экспедиции, нанимал туземцев-носильщиков, так как нам предстояло пройти пешком немало километров, а путь наш лежал через джунгли. И, наконец, последние приготовления к экспедиции можно было закончить лишь здесь, в Африке.

Когда все было готово и мы тронулись в путь, Пип очутилась в роли полноправного члена экспедиции, в состав которой входили двое белых, пятьдесят туземцев и четыре лошади.

Глава четвертая Она встречает странных животных

Поскольку я могу судить, Пип родилась и выросла в Лондоне. Гулять выводили ее на улицу. Быть может, ей случалось резвиться в Гайд-Парке и других городских садах и скверах, но