вдобавок, зачаточный интеллект явно не давал ему предвидеть последствия поступков — страх перед наказанием такого не остановит. Я бегло осмотрела двор — и увидела, как по дороге, шагах в десяти от меня, бредёт интеллигентного вида дедушка. Воротник его пальто был поднят, а непокрытая седая голова уже покрылась водяной пылью.

— Простите, — обратилась я к деду, — вы не могли бы… Вы ведь идёте в ту сторону? Вы не проводите меня до подъезда? Вон того, где трансформаторная будка.

Дед улыбнулся.

— Охотно, — сказал он сипловатым голоском. — Это даже лестно.

Впереди, почти напротив моей парадной, стоял и курил дегенерат. Мне показалось, что он за мной следит — и стало по-настоящему страшно. Дедок ничем не сможет мне помочь, если эта горилла решит напасть. Но бежать и кричать, как советовал Сват, было глупо.

Дед взглянул на меня — у него было лицо пожилого киноактёра из советского фильма — и перевёл взгляд на маньяка. Мина деда сделалась озабоченной и тревожной.

— Ничего, — сказала я тихо. — Вы просто постойте около двери парадной, пока я вхожу.

Дед понимающе кивнул.

— А парадная у вас ведь закрывается? — спросил он. — На кодовый замок?

У меня слегка отлегло от сердца. Маньяк точно не жил в нашей парадной — у него не могло быть ключа от входной двери.

— Да, — сказала я и вытащила из кармана ключи, зажав их в кулаке.

— Ну вот и славно, — сказал дед и снова улыбнулся уютной улыбкой.

Мы подошли к моей парадной. Маньяк переместился так, что теперь стоял прямо напротив входа. Он курил уже вторую, наблюдал. Это было так жутко, что мне хотелось взять деда под руку.

— Не беспокойтесь, гражданочка, — сказал дед. — Что он сделает?

Меня насмешило и успокоило это «гражданочка» — дед, небось, помнил битвы за урожай кукурузы и полёт Гагарина. Я повернула к парадной, стараясь не смотреть на выжидающего маньяка. Дед шёл рядом со мной. Мне очень хотелось, чтобы кто-нибудь из соседей вышел или вошёл, но площадка у парадной была пустынна и ярко освещена.

Я открыла дверь и хотела сказать деду спасибо — полуобернулась и уже открыла рот, но тут у меня полностью отшибло дар речи.

Я увидела деда боковым зрением. Не в фокусе.

Это продолжалось много меньше секунды, но каким-то чудом мой мозг сфотографировал это моментальное и не резкое изображение.

Бледно-серое, мертвенное, плоское лицо. Не то, что неприятное лицо — просто не человеческое. Совсем. Скошенные щели глаз — в них горели холодные белые огоньки. Носа нет вовсе, вместо него — две треугольных дыры, чёрных и глубоких. И — пасть.

Не человеческий рот. Даже не пасть хищного зверя. Капкан. Мясорубка, плотно усаженная по краям толстыми иглами с косо срезанными остриями.

«Кричи, беги», — прозвучал голос Свата в моей голове, но я не могла ни кричать, ни бежать. У меня перехватило дух, и подкосились ноги. Меня хватило только на то, чтобы отшатнуться. А дед, вытянув руку, с ужасной силой толкнул меня в дверь.

Я влетела в парадную, мои ноги заплелись, я выронила сумку, но не успела поднять руку — и ударилась головой об стену, так что белое пламя полыхнуло перед глазами. Кажется, на миг я потеряла сознание — и пришла в себя, услышав яростный тоненький лай, воткнувшийся в муторную головную боль, как спица.

Оказывается, я успела упасть на пол под лестницу — прямо напротив распахнутого настежь спуска в подвал. Рядом со мной присел Сват; маленький, персикового цвета пудель ткнулся крохотным мокрым носом мне в щёку — и лизнул.

Как его зовут? Тонька? Тошка?

— Туська, не приставай к Филечке, — сказал Сват, бережно помогая мне подняться. — Филя, как ты? Как голова, болит? Эх…

Вокруг вдруг оказалось на удивление много народу. Я увидела, как двое в штатском, скрутив твари руки, с усилием тащут её к полицейскому автомобилю, не иначе, как материализовавшемуся рядом с парадной из воздуха. Дегенерат достал блокнот и авторучку-роллер.

— Спасибо, Миша, — сказал ему Сват.

— Немного не успел, жаль, — сказал дегенерат печальным басом и почесал небритую щёку. — Шустрый, сука. И потерпевшая нервничала сильно, не мог ближе подойти. Спугнуть боялся гада. Вы уж простите, дама…

— Скорую вызвали? — спросил Сват у кого-то молодого, оказавшегося рядом.

— Не надо, — пролепетала я. — Я в поря… — и тут мне захотелось сесть. Сват подхватил меня, подал сумку и усадил на скамейку.

— Может оказаться ушиб головы или сотрясение мозга, — сказал он грустно. — А нет — так и слава Богу. Мы тебе так благодарны, Филечка… ты просто идеально его вела, как профессионал… Эта гнида больше никого не убьёт, гарантирую. Миша, записывай: «Потерпевшая — Филонова Алина Игоревна, семьдесят второго года рождения, проживающая по адресу…» Филечка, квартиру можешь назвать?

Я попыталась отвлечься от нелепых мыслей о том, цел ли фотоаппарат и вспомнить номер своей квартиры. Больше ничего пока не умещалось в моей гудящей от боли голове. Свет фонаря ломил глаза. И вдруг я вспомнила.

— Тварь! — выдохнула я, глядя на Свата. — Краем глаза…

Сват присел на корточки рядом со скамейкой. Туська юлила у моих ног.

— Тебе показалось, Филечка, — сказал он, чуть улыбаясь, но глаза его были серьёзны. — Просто — маньяка взяли. У нас были сведения, что он тебя выслеживает. Не бери в голову всю эту чушь. И не говори никому… про боковое зрение.

Скорая, пульсируя синим светом, вплыла во двор. Сват и громадный Миша помогли мне встать и дойти до машины. Кто-то, видимо, позвонил маме — и она выскочила из парадной в халате и шали. Я обнимала её, несла какой-то успокаивающий вздор, фельдшер мерила мне давление — и дикое знание, которого не могло быть, знание, разрушающее порядок вещей, уходило куда-то вглубь души за обыденной, хоть и необычной суетой…