формальности: освидетельствовали обитателя «Дома ветеранов», признали безумным и предписали перевод в психушку. Для тех, кто не знает или забыл — напомню, что в любом казенном заведении ты облачен в казенную пижаму, которая на учете у директора. А потому — пижаму «Дома ветеранов» с В. Шаламова сняли, а пижаму психушки — надели только, когда привезли. В пути — заплутали: январь, метель. Молодому, здоровому, крепкому поездка нагишом в январе не по силам, а обмороженному старику — верная смерть. Чего и хотела страна с января 1937-го... Даже странно, что он еще прожил целых 72 часа.
Хрупкая женщина Лена Хинкис-Захарова в 1992-м приехала в этот самый диспансер психохроников и рассказала, как приняла последний выдох В. Шаламова. — Есть свидетельства, что это происходило не добром, не по доброй воле, — сказала она. — И он относился к пребыванию в интернате, как к пребыванию в тюрьме. Это абсолютно точно, и он об этом говорил, и есть масса людей, которые могут это засвидетельствовать. И вел себя соответственно. Он срывал постельное белье, он повязывал на шею полотенце. Он считал себя в тюрьме и вел себя, как он есть в тюрьме. — Это случайность, что его голого везли по морозу? И он умирает от пневмонии? Татьяна Уманская, которая была с Еленой, осадила меня. — Я думаю, что никто намеренно его не простужал, — сказала она. — Я думаю, что об этом просто никто не думал. Им нужно было убрать его с глаз долой. Понимаете, приближалось его 75-летие. Только что в одном из журналов вышла подборка его стихов. Стихов человека, объявленного безумным, и написанных им. Стихов абсолютно нормального человека. — Администрация этого интерната на «Планерной» хотела от него избавиться... — поддержала ее Елена. Я кивала. Бездарность, как непреднамеренное убийство, отличается от намеренного. Спасибо. — Какие сохранились свидетельства пребывания Шаламова у вас? — спросила я директора психоневрологического диспансера Беллу Скрынникову. — Я по вашей просьбе пересмотрела всю документацию, и всё, что я обнаружила, это в журнале умерших — регистрация и дата смерти, — сказала она. — Шаламова Варлама Тихоновича 1907 года рождения. Умер 17 января 1982 году в нашем учреждении. — По вашему счету, сколько дней он был здесь? — Двое или трое суток. — И когда вы приехали сюда, что вы здесь нашли? — Когда я приехала сюда, — рассказала Лена Захарова. — ...сюда было довольно трудно попасть. Был выходной день, администрации не было, был только дежурный врач, с которым мне удалось поговорить, и который, к моему большому удивлению, проявил сочувствие. Я аргументировала это тем, что я сама врач. Короче говоря, нас пустили — меня и Людмилу Аникст, и провели в палату. Была санитарка, которая нас провела, и мы обнаружили его в шестиместной палате. Он был уже в агонии. Без сознания. Какие-то элементы сознания еще были, но это было не ясное сознание, безусловно. Уверенности, что он нас узнал, у меня нет. Прожил он на моих глазах несколько часов. По моей просьбе мне был вручен шприц со строфантином — чтобы поддержать сердце, — и я сама сделала ему инъекцию. Больше для очистки совести, потому что он был уже в агонии. Уже было очень низкое давление, он погибал, и это произошло в течение нескольких часов. Смерть была констатирована, запись об этом была сделана... Дальше я поинтересовалась у доктора, как мне быть... Речь шла о похоронах. Я спросила, как это обычно у них бывает. Доктор сказал, что тела забирают в морг, и на основании его паспорта можно получить свидетельство о смерти на гербовой бумаге... Он был сыном священника, крещеным человеком, и вопрос о том, был ли он верующим и в какой степени, не имел значения. Он не был практикующим христианином, это точно. У него есть богоборческие стихи и есть стихи религиозного человека. Это его личное дело, его и Бога... Главное — он был сын священника, крещен, а значит мог быть отпет. И мы решили, что он будет отпет... —Если бы вы не пришли, не нашли его в воскресенье, не взяли бы всё это на себя, а он умер бы просто, как обыкновенный одинокий человек, мы бы сегодня нашли его могилу? — спросила я Лену, сидя в кабинете директора диспансера. — Конечно, не нашли бы, — ответила директор Скрынникова. — Его кремировали бы и похоронили в общей могиле одиноких психохроников. — Это чудо, что он избежал такой гибели гурьбой и гуртом, — сказала Лена. — Ямы там, на Колыме, и братской могилы здесь. Это просто чудо... Я сняла этот материал в 1992 году — в первый, и как оказалось, последний год свободного телевидения России. Цитирую по сохранившейся пленке. Добавлю, что ни юридически, ни фактически Варлам Шаламов одиноким человеком не был. У него была первая жена, с которой он состоял в разводе. Была дочь от этого брака, которая швырнула трубку, когда ей позвонили уведомить о дне и часе похорон. «Я не знаю этого человека», — якобы ответила она И. Сиротинской. Были два сына этой дочери — то есть два его внука. Но у мальчиков был отец, который запретил употреблять имя Шаламова в доме. Он был из работников аппарата Управления лагерями, как сказала мне Сиротинская. Только после его смерти мальчики пришли к ней в ЦГАЛИ — попросили показать им фотографии деда. Был и второй брак, и пасынок в этом браке. Шаламова предали земле на Кунцевском кладбище. За гробом шли почитатели и стукачи. Мир его памяти, великого страдальца и великого писателя, уничтоженного своей родиной. После съемки я позволила себе с уверенностью сказать, что Шаламов не умер — его убили. Убили дважды, и оба раза — в январе: 12 января 1937-го, когда его арестовали, наскоро судили и отправили на медленную смерть — на Колыму. И в январе 1982-го, когда его объявили психбольным и перевезли в психушку. Голого. По морозу. Страна и власть сделала все, что могла, чтобы уничтожить его. Все, что было, государство бросило на борьбу с рослым мужчиной с ярко-синими глазами — армия и ее внутренние войска, охранявшие лагеря и тюрьмы, и ничего у них не получилось. В. Шаламов остался свободным и написал о них все, что знал. Всё, что удалось государственному аппарату — это уничтожить физически измученное старческое тело. С победой тебя, СССР. «Как умирал Варлам Шаламов». Снято мною в 1992 году для программы «Совершенно секретно»:
https://youtu.be/XdH_1ISPTpc
На прилавках
Фотопортрет Варлама Тихоновича Шаламова, начало 1970-х / А. Лесс, Фотохроника ТАСС
Хрупкая женщина Лена Хинкис-Захарова в 1992-м приехала в этот самый диспансер психохроников и рассказала, как приняла последний выдох В. Шаламова. — Есть свидетельства, что это происходило не добром, не по доброй воле, — сказала она. — И он относился к пребыванию в интернате, как к пребыванию в тюрьме. Это абсолютно точно, и он об этом говорил, и есть масса людей, которые могут это засвидетельствовать. И вел себя соответственно. Он срывал постельное белье, он повязывал на шею полотенце. Он считал себя в тюрьме и вел себя, как он есть в тюрьме. — Это случайность, что его голого везли по морозу? И он умирает от пневмонии? Татьяна Уманская, которая была с Еленой, осадила меня. — Я думаю, что никто намеренно его не простужал, — сказала она. — Я думаю, что об этом просто никто не думал. Им нужно было убрать его с глаз долой. Понимаете, приближалось его 75-летие. Только что в одном из журналов вышла подборка его стихов. Стихов человека, объявленного безумным, и написанных им. Стихов абсолютно нормального человека. — Администрация этого интерната на «Планерной» хотела от него избавиться... — поддержала ее Елена. Я кивала. Бездарность, как непреднамеренное убийство, отличается от намеренного. Спасибо. — Какие сохранились свидетельства пребывания Шаламова у вас? — спросила я директора психоневрологического диспансера Беллу Скрынникову. — Я по вашей просьбе пересмотрела всю документацию, и всё, что я обнаружила, это в журнале умерших — регистрация и дата смерти, — сказала она. — Шаламова Варлама Тихоновича 1907 года рождения. Умер 17 января 1982 году в нашем учреждении. — По вашему счету, сколько дней он был здесь? — Двое или трое суток. — И когда вы приехали сюда, что вы здесь нашли? — Когда я приехала сюда, — рассказала Лена Захарова. — ...сюда было довольно трудно попасть. Был выходной день, администрации не было, был только дежурный врач, с которым мне удалось поговорить, и который, к моему большому удивлению, проявил сочувствие. Я аргументировала это тем, что я сама врач. Короче говоря, нас пустили — меня и Людмилу Аникст, и провели в палату. Была санитарка, которая нас провела, и мы обнаружили его в шестиместной палате. Он был уже в агонии. Без сознания. Какие-то элементы сознания еще были, но это было не ясное сознание, безусловно. Уверенности, что он нас узнал, у меня нет. Прожил он на моих глазах несколько часов. По моей просьбе мне был вручен шприц со строфантином — чтобы поддержать сердце, — и я сама сделала ему инъекцию. Больше для очистки совести, потому что он был уже в агонии. Уже было очень низкое давление, он погибал, и это произошло в течение нескольких часов. Смерть была констатирована, запись об этом была сделана... Дальше я поинтересовалась у доктора, как мне быть... Речь шла о похоронах. Я спросила, как это обычно у них бывает. Доктор сказал, что тела забирают в морг, и на основании его паспорта можно получить свидетельство о смерти на гербовой бумаге... Он был сыном священника, крещеным человеком, и вопрос о том, был ли он верующим и в какой степени, не имел значения. Он не был практикующим христианином, это точно. У него есть богоборческие стихи и есть стихи религиозного человека. Это его личное дело, его и Бога... Главное — он был сын священника, крещен, а значит мог быть отпет. И мы решили, что он будет отпет... —Если бы вы не пришли, не нашли его в воскресенье, не взяли бы всё это на себя, а он умер бы просто, как обыкновенный одинокий человек, мы бы сегодня нашли его могилу? — спросила я Лену, сидя в кабинете директора диспансера. — Конечно, не нашли бы, — ответила директор Скрынникова. — Его кремировали бы и похоронили в общей могиле одиноких психохроников. — Это чудо, что он избежал такой гибели гурьбой и гуртом, — сказала Лена. — Ямы там, на Колыме, и братской могилы здесь. Это просто чудо... Я сняла этот материал в 1992 году — в первый, и как оказалось, последний год свободного телевидения России. Цитирую по сохранившейся пленке. Добавлю, что ни юридически, ни фактически Варлам Шаламов одиноким человеком не был. У него была первая жена, с которой он состоял в разводе. Была дочь от этого брака, которая швырнула трубку, когда ей позвонили уведомить о дне и часе похорон. «Я не знаю этого человека», — якобы ответила она И. Сиротинской. Были два сына этой дочери — то есть два его внука. Но у мальчиков был отец, который запретил употреблять имя Шаламова в доме. Он был из работников аппарата Управления лагерями, как сказала мне Сиротинская. Только после его смерти мальчики пришли к ней в ЦГАЛИ — попросили показать им фотографии деда. Был и второй брак, и пасынок в этом браке. Шаламова предали земле на Кунцевском кладбище. За гробом шли почитатели и стукачи. Мир его памяти, великого страдальца и великого писателя, уничтоженного своей родиной. После съемки я позволила себе с уверенностью сказать, что Шаламов не умер — его убили. Убили дважды, и оба раза — в январе: 12 января 1937-го, когда его арестовали, наскоро судили и отправили на медленную смерть — на Колыму. И в январе 1982-го, когда его объявили психбольным и перевезли в психушку. Голого. По морозу. Страна и власть сделала все, что могла, чтобы уничтожить его. Все, что было, государство бросило на борьбу с рослым мужчиной с ярко-синими глазами — армия и ее внутренние войска, охранявшие лагеря и тюрьмы, и ничего у них не получилось. В. Шаламов остался свободным и написал о них все, что знал. Всё, что удалось государственному аппарату — это уничтожить физически измученное старческое тело. С победой тебя, СССР. «Как умирал Варлам Шаламов». Снято мною в 1992 году для программы «Совершенно секретно»:
https://youtu.be/XdH_1ISPTpc
Что следует иметь в виду, читая В. Шаламова
На прилавках