назад, не меньше. Ему было девятнадцать лет, и пять из них Керис посвятил служению Волшебству. Он уже пять лет служил этой силе, но, как и большинство посвященных, знал, что все равно стоит лишь на пороге Великого и Сокровенного знания.

Он знал, что талантов у него не столь уж много — они не шли дальше умения видеть в темноте и способности находить потерянное. В детстве он отчаянно хотел стать магом и принести клятву верности Совету Кудесников, чтобы служить ему и всегда находиться рядом со своим дедушкой, который уже тогда стал архимагом. Начав изучать военное дело, он понял, что его способностей недостаточно для того, чтобы стать настоящим чародеем, и потому решил остаться воином. А потом поклялся в верности Совету Кудесников.

Почему же Тирле отказался отвечать на вопрос, подумал Керис. Потому что он полагал, что отсутствие волшебства не дает ему возможности понять что-то еще?

Да, возможно, поэтому Тирле и не дал ответа. Но этим не объяснишь, почему старика вдруг обуяли страх и ярость.

Тирле почему-то отсутствовал и на обеде — ведь все чародеи едят много, а уж Тирле вообще был известным чревоугодником. Тем более, что на обеде подавали как раз любимые блюда старика.

На обеде присутствовали семь чародеев и две новообращенных, которым и прислуживали послушники. Вообще, эти послушники-воины всегда заботились о волшебниках — некоторые разносили кушанья во время приема пищи, другие охраняли трапезную, а уж во дворе и на площади всегда стоял кто-то из воинов. В это время другие послушники спали, готовясь к ночному бдению. Маги не зря держали такую охрану — в бедных кварталах города Ангельской Руки было полным-полно всякого жулья, которому было совершенно безразлично, кого грабить — торговца или чародея.

Беспокойство Кериса усилилось, когда он увидел, что архимаг все еще не вернулся. Керис заметил, что постоянное место архимага за столом было занято госпожой Розамундой — красивой женщиной лет сорока, о которой было известно, что она урожденная Розамунда Кентакр. Ее отец, Герцог Морской, отрекся от дочери, когда узнал, что она принесла клятву верности Совету Кудесников. Впрочем, если верить дошедшим до Кериса слухам, отреклись от Розамунды потому, что данный ею обет ставил на первое место интересы Совета Кудесников и запрещал девушке использовать свою силу для того, чтобы помогать своей семье в ее амбициях. Несомненно, Герцог все это знал — тогда его дочери было что-то около двадцати лет. Уже до этого Розамунда кое-что знала — она наверняка научилась кое-каким заклятьям у бродячих волхвов и чародеев, которыми изобиловала Империя. Но этих заклятий все равно было недостаточно — чтобы обрести знание настоящего волшебства, нужно было прежде всего учиться при Совете Кудесников. А научиться можно было только в том случае, если принесешь клятву на верность, в которой помимо всего прочего черным по белому написано, что ты обязуешься не использовать полученных знаний во вред кому бы то ни было.

— Ему не следовало выходить одному, без охраны, — говорила собеседникам Розамунда, когда Керис уносил поднос с грязной посудой.

Сидевший рядом с женщиной худощавый Витвел Сим энергично возражал:

— Но регент ни за что не осмелился бы…

— Неужели? — в глазах женщины заблестели стальные искорки. — Принц-регент ненавидит рожденных с волшебством, то есть и нас тоже. Как-то мне рассказывали, что после бала принц садился в карету, и тут, на свою беду, дорогу ему перешла одна из старых колдуний. Он весь затрясся от злости и чуть не забил старуху. Весь Летний дворец говорит об этом до сих пор. Нет, он точно сумасшедший, как и его любимый папочка.

— Но вот различие между ними заключается в том, — вмешался дотоле молчавший Иссей Белкери с другого конца стола, — что его отец для нас менее опасен.

Сбоку от него сидели две новообращенных девочки-ученицы — одна рыженькая, лет семнадцати, а вторая чуть постарше, с иссиня-черными волосами. Они ничего не говорили, но слушали с молчаливой жадностью. Они знали, что это всего-навсего обычные сплетни, но кто знает, вдруг в будущем это как-то повлияет на ход их жизни? Рядом с ними мешком восседала на стуле старая тетушка Мин — самая старая из волшебников квартала. Она было задремала, но Керис с улыбкой коснулся ее руки, и старуха, что-то забормотав, снова принялась за вязание. Спицы так и мелькали в ее руках, похожих на когтистые птичьи лапы.

Тут снова подал голос Витвел Сим:

— Но даже если принц и полагает, что наше волшебство — самое обычное шарлатанство, как он, несомненно, подумал о той старухе, он все равно не отважится разозлить архимага. Этого не допустит ни Совет, ни Церковь. А мы и не знаем, что Солтерис ушел во дворец…

— Если солдаты регента повсюду в городе, — холодно заметила Розамунда, — то уже не столь важно, кто куда ушел. Нет, принц Фарос, несомненно, просто сумасшедший. Его вообще давно нужно было отстранить от власти, отдав ее кому-то из двоюродных братьев или сестер.

— Как сурово, — рассмеялся Иссей, — но вот только хочешь ли ты, чтобы Империей правили всякие простофили вроде Магистра Магуса, а то еще похлеще — какая-нибудь старая колдунья?

Красивые губы женщины непроизвольно дрогнули при упоминании одного только имени самого известного в городе шарлатана. Но Розамунда сумела сдержать свой порыв, обратившись к тарелке с уже остывшей пищей. Не найдя нужных аргументов, она просто предпочла помолчать — ведь молчание иногда тоже очень хороший козырь.

Керис, нося на кухню грязную посуду, думал о предстоящей тренировке по фехтованию. Затем его мысли снова сползли на деда — он думал о том, какое отношение имеет к архимагу все сказанное за столом. Не потому, что Керис не верил в способность регента учинить что-нибудь недостойное — как раз на гадости тот был горазд — просто молодой человек не мог поверить, что кто-то способен причинить вред его деду.

С детства Керис знал своего второго деда, Солтериса Солариса, как очень загадочную личность. Дед изредка — зимой чаще, а летом всего раза два — захаживал на хутор его матери, находившийся возле Пшеничной деревни. Тогда волосы Солтериса были темными, как сейчас волосы матери Кериса, но сам Керис уродился светловолосым, в отца. Иногда казалось, что от отца Керис унаследовал еще что-то, не только цвет волос. Когда Керис давал торжественную клятву в присутствии всего Совета Кудесников, он обещал защищать архимага всеми силами — а у него было куда больше физической силы, нежели волшебной.

Вообще же Керис старался думать о том, что касалось его напрямую, — о постоянном совершенствовании воинского искусства. И уж на этих тренировках он