- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (38) »
прыгать. Старшие братья тоже собираются, а Иван-дурак с печи ноги спустил да и просит:
— Дайте и мне, братцы, коня, я тоже поеду — счастья попытаю.
Братья над ним смеются:
— Сиди дома, дурак! Туда же! За соколами — курица.
Стал Иван горько плакать, горько рыдать. Вывели они ему шелудивую лошадёнку.
— Езжай, дурак! Людей смеши.
Лошадёнка на ногах шатается, на каждом шагу спотыкается. Люди над дураком смеются.
Выехал Иван в чисто поле, в широкое раздолье, свистнул молодецким посвистом:
— Сивка-Бурка, вещий каурка!
Вот Сивка бежит — земля дрожит, из очей пламя пышет, из ноздрей дым валит.
Иван-дурак в одно ухо влез, в другое вылез, стал молодцом, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Поскакал во дворец. Народ на него смотрит — любуется.
Во дворце, в башне бревенчатой царевна сидит — раскрасавица!
Разогнал Иван коня, прыгнул, — три бревна не допрыгнул.
Народ охнул. Иван крякнул. Завернул коня в чисто поле, да как мимо братьев ехал, плёткой их протянул.
Вот прискакал в чисто поле, коню в одно ухо влез, в другое вылез, стал дураком, домой пошёл, на печь завалился.
Братья приезжают, рассказывают:
— Ну, Ванька, какой богатырь был — мы такого и сроду не видывали. Только три бревна не допрыгнул. Видел народ, откуда приехал, да не видал, куда уехал.
Иван-дурак сидит на печи и спрашивает:
— Братья, а не я ли это был?
— Да ты что, дурак! Сиди на печи да утирай нос.
Вот на другой день братья стали снова собираться.
А Иван-дурак говорит:
— Братья! Дайте и мне коня.
— Ну, возьми хромую кобылёнку.
Поехал Иван на хромой кобылёнке. Народ над ним смеётся, пальцем показывает. А Иван выехал в чисто поле, посвистал Сивку-Бурку, сделался молодцом, поскакал во дворец, разогнал Сивку-Бурку, прыгнул — одно бревно не допрыгнул.
Поскакал назад, братьев плёткой протянул, в чисто поле прискакал, дураком сделался. Сивку-Бурку отпустил, домой пошёл, на печь залез.
Приехали братья, стали рассказывать:
— Снова был молодец, снова прыгал, одно бревно не допрыгнул.
А Иван-дурак с печи:
— Это не я ли, братцы, был?
— Да ты что, дурак! Совсем ума лишился?! Сиди на печи да утирай нос.
Ну, и на третий день стали братья собираться. А Иван с печи просит:
— Дайте, братья, и мне коня.
— Куда тебе, дурак! Сиди на печи. Ведь ни разу и до города не доехал.
Стал Иван громко плакать, горько рыдать.
— Ну, возьми одноглазого жеребёнка.
Потрусил Иван-дурак на одноглазом жеребёнке. Народ над ним смеётся, хохочет, пальцами показывает.
Свернул Иван в чисто поле. Сивку-Бурку крикнул, добрым молодцем стал, ко дворцу поскакал, разогнал коня, в самое небо взвился, царевну поцеловал да из рук у неё узорчатый платок выхватил. Повернул коня, поскакал назад, братьев плёткой по щекам хлестнул, в чисто поле прискакал, дураком сделался, Сивку-Бурку отпустил, домой пришёл, на печь залез.
Приехали братья, стали рассказывать:
— Снова был добрый молодец, до царевны доскакал, царевну поцеловал, шитый платочек из рук вырвал, а сам прочь повернул.
А Иван-дурак сидит за трубой да и спрашивает:
— Братья, а это не я ли был?
— Да ты что, дурак! Последний ум потерял.
На другой день царь большой пир созвал. Всем молодцам велел на этот пир прийти.
Собралось народу видимо-невидимо, а богатыря нет как нет.
Приплёлся и Иванушка на хромой кобылёнке.
Стала царевна всех мёдом обносить. Каждому ковш подаст, поклонится, а сама поглядывает, не утёрся ли кто платком вышитым, — это и есть её суженый. Только суженого нет как нет.
Взглянула царевна на печку, а там Иван-дурак сидит. Кафтанишка на нём худой, а рожа вся в саже, волосы дыбом, рот до ушей. Подала ему царевна ковшик с мёдом, поклонилась.
А братья друг друга подталкивают:
— Ишь, царевна-то! Дураку мёду поднесла.
А Иван-дурак мёд выпил, узорчатым платком утёрся.
Увидала это царевна, побелела вся.
Взяла Ивана-дурака за руку, с печи свела, к царю подвела.
— Вот, — говорит, — батюшка, кто мой суженый.
Царь ахнул, заплакал, а царевна говорит:
— Не давши слово — крепись, а давши — держись. Знать, у меня судьба такова.
Ну, Иван-дурак и говорит:
— За твою правду, царевна, не будешь ты дураком обижена.
Выбежал в чисто поле, выкликнул Сивку-Бурку, стал молодцом — лучше в свете нет, во дворец поехал, узорчатым платком утирается.
— Вот, царевна, кто тебе суженый.
Ну, честным пирком да за свадебку.
А старших братьев Иванушка на конюшню послал ходить за шелудивой лошадёнкой, за хромой кобылёнкой да за одноглазым жеребёнком.
Тут-то братья узнали, что значит отцовский завет держать.
КУЗЬМА СКОРОБОГАТЫЙ
ил-поживал Кузенька один-одинёшенек в тёмном лесу. Был у него худой домишко, да один петушок, да пять курочек. Повадилась к Кузеньке Лисичка-сестричка ходить. Пошёл он раз на охоту; только от дому отошёл, а Лисичка тут как тут. Прибежала, заколола одну курочку, изжарила и съела. Воротился Кузенька. Хвать — нет курочки! "Ну, — думает, — верно, коршун утащил". На другой день опять пошёл на охоту. Попадается ему навстречу Лисичка-сестричка и спрашивает: — Далеко ли, Кузенька, идёшь? — На охоту, Лисичка-сестричка. — Ну, прощай! Побежала Лисичка-сестричка к нему в домишко, заколола курочку, изжарила и съела. Пришёл домой Кузенька, хватился — нет курочки. Вот он и догадался. "Это Лисичка-сестричка моих курочек таскает". На третий день Кузенька заколотил двери-окна крепко- накрепко, и сам будто на охоту собрался. Откуда ни возьмись — Лисичка-сестричка и спрашивает: — Далеко ли идёшь, Кузенька? — На охоту, Лисичка-сестричка. — Ну, прощай! Побежала Лисичка к дому, а Кузенька за ней. Прибежала Лисичка, обошла кругом домишко, видит — окна-двери заколочены; как попасть в избу? Взяла да и спустилась в трубу. Тут Кузенька и поймал Лисичку. — Вот, — говорит, — какой вор ко мне жалует! Постой- ка, сударушка, я теперь тебя живой из рук не выпущу. Взмолилась Лисичка-сестричка: — Не убивай меня, Кузенька! Я тебя счастливым сделаю. Только изжарь для меня курочку с масличком да пожирней. Поверил ей Кузенька, зажарил ей курочку. Лисичка-сестричка курочку съела, маслицем живот себе смазала. Побежала на царские заповедные луга, стала на тех заповедных лугах кататься, громким- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (38) »