- 1
- 2
Записал Фу Цин Боб, который умел петь песни
В одной деревне жили отец и его сын А-ту. Они обрабатывали своё маленькое поле — тем и кормились. Ещё только светать начнёт, а они уже в поле работают, головы не поднимают, спины не разгибают. И всё же не было у них достатка. Отец был стар, А-ту — слишком мал. Мотыга, которой он работал, была, пожалуй, в три раза больше его самого.
Вот как-то поспели у них на поле бобы. А-ту нарвал к обеду стручков и, усевшись на пороге дома, стал их чистить. Чистил и напевал: — Синие, зелёные, красные бобы! Ай-я, ай-я, красные бобы! Вдруг чей-то голос сказал: — Не бывает красных бобов. А-ту поднял голову — никого. По сторонам посмотрел— тоже никого. Обернулся, в дом заглянул — и там никого. «Хэ, это мне послышалось», — подумал он и снова принялся за стручки. — Ай-я, ай-я, синие бобы! Ай-я, ай-я, красные бобы! — запел он. — Не бывает красных бобов, — ещё яснее, чем в первый раз, прозвучал тот же голос.
Страшно удивился А-ту. Опять посмотрел по сторонам, опять заглянул в дверь, не спрятался ли там кто-нибудь, но никого не было. — Странно, кто же это говорит? — Это Доу-эр-боб, — услышал А-ту. — Где же ты? — спросил А-ту. — Здесь, в самом большом стручке. А-ту поспешно отыскал самый большой стручок и только хотел его расщепить, как он сам треснул и раскрылся и оттуда выпрыгнул маленький человечек. От макушки до подошв в нём было не больше одного цуня. А цунь, вы знаете, не больше маленького мизинчика. Кожица его была белой, как снег, а всё остальное было зелёным: зелёные волосики на голове, зелёные брови и ресницы и даже бусинки глаз зелёные. На нём была зелёная одежда и такие же зелёные туфельки. А-ту даже подпрыгнул от испуга: в первый раз увидел он чудо! Но потом завёл разговор:
— Ты так и живёшь в стручке? — Да, — ответил боб. — Я всегда живу в самом большом стручке. — А что ты там делаешь? — Пою песни. А-ту очень обрадовался и сказал: — Как хорошо! Я очень люблю, когда поют. Вот я буду чистить стручки, а ты мне пой. И он начал отбирать стручки, а боб запел:
Очистишь стручки, поджаришь бобы.
Кушай на здоровье сладкие бобы!
Мы пшеницу уберём и на мельницу снесём,
Мы пшеницу уберём и лепёшек напечём.
Через два дня А-ту отправился с отцом мотыжить землю. Стручок он снова положил в карман и как только поднял мотыгу, боб запел:
Мы работаем опять, раз, два, три, четыре, пять!
Разрыхлим мотыгой землю, чтобы мягко было спать!
Отец хвалил доброе небо — ведь он думал, что просто погода выдалась удачная. На следующий год, когда снова поспели бобы и А-ту снова чистил их на пороге дома, к нему вдруг подошёл один бездельник. Он очень удивился, увидев, какие у А-ту необыкновенно большие бобы, и спросил, как он сумел вырастить их. — Мы хорошо взрыхлили землю, — ответил А-ту, — и посеяли бобы, а проросли они сами, зацвели сами и выросли сами такими. — Так просто быть не может, — сказал бездельник. — Это дело рук какого-нибудь волшебника. — Какого волшебника? У меня есть лишь боб, который умеет петь песни, — сказал А-ту. — Умеет петь песни? Обыкновенный боб? — удивился бездельник. — Нет, не обыкновенный! Это боб, который живёт в самом большом стручке. — Бестолковый! Это и есть волшебник! И ты ещё чистишь стручки! Ведь ты можешь получить от него всё, что только пожелаешь! И, улучив минутку, бездельник украл у А-ту стручок, в котором жил поющий боб. Ведь воровать он умел — тем и живут бездельники: воровством да чужим трудом.
Прибежав домой, бездельник положил стручок на стол и громко позвал: — Эй, боб, выходи! Стручок раскрылся, и маленький человечек выпрыгнул на стол. Его кожица была нежной и белой, как снег. — Скорей сделай для меня огромный дом! — закричал бездельник. — Чего ещё ты хочешь? — спросил его удивлённый боб, и кожица его пожелтела. — Ещё я хочу удобную бронзовую кровать, много красивой одежды, ещё хочу… — изо всех сил старался придумать бездельник. — Хочу вкусной рыбы, мяса, засахаренных фруктов, печенья.
— Ещё что? — Теперь кожица у боба позеленела. — Хочу полный мешок золота! — наконец сообразил бездельник. — Зачем тебе всё это? — Зачем? Я оденусь в красивые одежды, наемся вкусных кушаний, лягу на бронзовую кровать и прикажу другим работать на меня. — А что же будут тогда делать твои руки и ноги? — спросил боб, и лицо его стало пепельного цвета — цвета печали. — На меня будут работать другие, у меня будет всё, так зачем же я ещё буду что-нибудь делать своими
- 1
- 2