- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (4) »
Роман Соловьев Ограбление по-русски
Солнце клонилось к закату. В камышах, в унисон, квакали лягушки, ветер к вечеру начал стихать, и пузатый полосатый поплавок мерно качался на воде. Наступало время вечернего клёва. Слава ловко подсек и вытащил на берег большого, ершистого окуня. — Ну, Славок, с почином тебя! — Витек причмокнул губами, — хороший полосатик! Вскоре друзья наловили пол садка рыбы. Витя, худощавый, но жилистый, с крупным носом с горбинкой, шустро орудуя ножичком, быстро почистил и распотрошил несколько окуней, пока его друг разжег костер и установил на треноге походный котелок для ухи. Когда уха почти сварилась, Слава, со знанием дела бросил в котелок дымящую головешку. Выпив по стакану водки, и закусив ароматной свежей ухой, друзья закурили. Слава — коренастый, широколицый, обычно любящий пошутить и побалагурить, сегодня был печален. — Ты давай, брат, не темни, — Витек внимательно посмотрел на друга, — я же вижу, последнюю неделю — сам не свой ходишь. Что у тебя случилось? Славик бросил окурок в догорающий костер, и не торопясь, начал разливать по второй чашке ухи: — Витька, у меня к тебе дело серьезное будет… — он задумался, как будто не знал, стоит ли продолжать разговор. — Слушай, Славок, мы же со школьной скамьи дружим, чего ты там темнишь, зажался, будто целка. — Витек, ты же знаешь мою тещу… — Тетю Зою? А кто же ее не знает? Слава налил по второму стакану, и друзья быстро выпили. — Вот, Витька, жизнь, она бывает по-разному складывается. Ты вот один — до седых волос на заднице прожил, а у меня семья, дети, заботы… — Я не понял, а чего ты про тещу-то спрашивал? — Не знал я, братуха, что до такого дойдет. Ты у меня один близкий дружок, тебе все расскажу. Так вот, решил я старую каргу — немного обшкурить. — В смысле?! Старуху ножом по горлу, и в колодец? — Витька выпучил глаза. — Вот ты извращенец, Витя. Тебе что двенадцать лет. что сорок — ни хрена не меняешься. Слава положил пустую чашку на траву. — Как муж ее, Алексей Пантелеевич, восемь лет назад уехал, сбежал с питерской учительницей, бабка сама не своя стала. Скорее всего — головой подвинулась. Жадная стала, до ужаса. Даже себе ничего не покупает, ходит в старье, ест — что по дешевле. В основном супчики из потрохов себе варит. Хотя и пенсия у нее приличная, и сметаной на базаре торгует… Слава задумался и разлил по стаканам оставшуюся в бутылке водку. — Так может она экономит, собирает деньги? — Витек быстро выпил, и засунул в рот вареный кусок рыбы. — Мы в прошлом году газ проводили, у нас семь тысяч для подключения не хватало, Танюха попросила у нее. Бабка вся затряслась, нет у меня, и все тут. Потом, наутро, принесла деньги. А саму всю колбасит от жадности, ручки так и трясутся.¬ — Да, Славок, не повезло тебе с тещей… — А помнишь, Витька, когда в конце девяностых дом Лукича в центре разбирали, нашли у него восемнадцать тысяч в подвале, еще советскими. Это было бы в восьмидесятые — целое состояние. А Лукич всю жизнь на велосипеде проездил, и в одной фуфайке проходил. — Я в книге читал, Сталин тоже почти всю жизнь в одном френче проходил. — Дурак, я не про то. У старой карги, думаю в заначке, не меньше полмиллиона заныкано. Это сорт людей такой. У них деньги лучше сгниют, чем родне помогут. — Так чего она, даже внукам ничего не покупает? — Ну, принесет раз в неделю внукам по шоколадке. А Светке — какие шоколадки? Восемнадцатый год девахе пошел. У ней джинсы одни три тыщи стоят, да эти, как их там, бабутены… — Лабутены. — Да, лабутены. А Светке одеваться надо, она у меня в этом году в город, в медицинский будет поступать… — Славок, ну и к чему ты весь этот базар развел? — Теща уезжает в субботу к сестре, в Зареченск. А мы с тобой у нее дома ночью похозяйничаем. Я знаю, где у бабуси ¬— «бабуси» припрятаны. Витек вздохнул: — А не стремно родню-то грабить? — Витек, да я все и не буду брать, пускай себе копит старая склочница. Штук сто пятьдесят возьму, с долгами рассчитаться, да Светку в институт устроить. Со мной пойдешь ¬— и тебе доля упадет. — Лады, Славок, я в теме. — Вот и хорошо. Иди, возьми ведро в машине — и залей костер. Витя вернулся удрученный: — Как домой-то поедим, у тебя там лужа тосола под капотом. — Вот чертова таратайка, доведет она меня! Опять, наверное, помпа потекла. Этой ржавой «копейке» лет, почти как нам с тобой. Ты иди к Кузьмичу, он на Боярском ерике рыбачит, попроси, пусть он нас дотащит. Шустрый Витек убежал звать Кузьмича на помощь, а Слава подошел к своему старому, видавшему виду «жигуленку», и в сердцах пнул его по колесу…Зоя Андреевна подоила спозаранку корову, обмылась в душе, достала из шкафа свою парадную зеленую кофту и положила ее на кровать. Затем взяла большой фонарь, открыла люк в погреб, в веранде, под паласом, и полезла вниз. Погреб у нее был большой, под всем домом. Только вот завален всяким ненужным хламом. Бывший муж, Алексей Пантелеевич, тридцать лет проработал завхозом в школе, и натаскал всякое списанное и ненужное в школе имущество. На стеллажах лежали: старые журналы, мячи, физкультурные маты, волейбольные сетки. Один шкаф занимали химические колбы и пробирки, а в большом железном сундуке даже лежал гипсовый скелет, из кабинета биологии, который Зоя Андреевна почему-то прозвала «Гошей». На самом высоком шкафу стояла большая гипсовая голова Ильича. Он с лукавым прищуром всматривался в темноту подвала. «Надо все-таки как-то Славика попросить разобрать здесь, а то ногу поставить скоро будет некуда…» — подумала Зоя Андреевна. Алексей Пантелеевич, бывший муж, был на четыре года младше ее, однако тоже, далеко не мальчик, когда в шестьдесят лет уехал из деревни, с учительницей литературы, Галиной Сергеевной, худой и бледной мышкой. Верно говорят в народе, седина в бороду — бес в ребро. Она хорошо помнила тот день. Она была давно на пенсии, и вдруг ее неожиданно попросили поработать год в Лесхозе, за бухгалтера Валентину, ушедшую в декретный отпуск. После обеда к конторе подъехала желтая «Волга» — такси. Муж, в новом пальто, свежевыбритый, вызвал ее на улицу. — Ты, Андреевна, не обессудь, сердцу, оно ведь не прикажешь, — он опустил глаза, — и поддел начищенным до блеска ботинком грязный глиняный комок. — Мы с Галей все решили, уезжаем в Питер жить. Галина Сергеевна воровато выглянула из машины, и тут же отвернулась. — И давно ты с этой… лохудрой. — Зоя, не нужно скандалить. Давай расстанемся интеллигентно. Зоя Андреевна сжала кулаки: — Ну и проваливайте, раз вы все решили, только чтоб духу вашего
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (4) »