— Но почему попрощаться, Антон Федосеевич? — несмело спросил Клепиков.
— Да потому, что подписан приказ о моем уходе в запас и дня через три я улетаю в Москву. Я свое отработал, Иван Михалыч. Пора кресло и для более молодого преемника освободить. Вот так-то, мой самый любимый командир полка! А теперь проведи меня по стоянкам ваших эскадрилий.
Был один из тех удивительно тихих осенних дней, когда в воздухе плавали тонкие нити бабьего лета, осторожно и неярко светило солнце, хрустально-прозрачной была вода в озерах и реках, а в кюветах дорог и на лесных опушках уже лежали желтые сухие опавшие листья. Земля твердо звенела под ногами плечистого седеющего генерала. Сколько раз и по скольким аэродромам походил за свою жизнь Антон Федосеевич! До войны, в войну, после. И сейчас он явно почувствовал себя сильным и помолодевшим оттого, что были рядом такие дорогие, строго выстроенные по линейке, зачехленные и незачехленные истребители, с острыми, нацеленными вперед трубками ПВД, и люди, управляющие ими.
Каким-то образом слух о том, что командующий приехал прощаться, облетел весь полк, и на бетонированной дорожке собралась целая толпа. Клепиков тихо шепнул замполиту Болотову:
— Митинг бы, Алексей Федорович. Ведь с каким человеком расстаемся!
Но Болотов вскинул руку и необычно свежим и звонким голосом закричал:
— Товарищи! — И все смолкло. — Здесь не о митинге идет речь, — продолжал Болотов. — Одним митингом не отделаешься, провожая на заслуженный отдых такого замечательного человека, как наш командующий Антон Федосеевич Баталов. — Болотов обратился к Баталову и широко улыбнулся. — Товарищ генерал, вы видите, сколько их собралось? А ведь ни подполковник Клепиков, ни я, ни начальник штаба — никто не приглашал. А они сбежались. Многие даже дела свои побросали, за что заслуживают дисциплинарного взыскания. Но мы их простим, товарищи, потому что, когда полк прощается с таким героем, как наш командующий, жизнь в нем на минуту должна остановиться. Я вот думаю, друзья, а что бы было, если бы собрать здесь, на нашем летном поле, все самолеты, которым давал путевку в небо Антон Федосеевич, и всех летчиков, которых он воспитывал в войну и после войны, водил в бой и в мирном небе! Честное слово, не хватило бы места на нашем аэродроме. Ура нашему командующему, герою войны и мирных дней! Трижды ура, друзья-однополчане!
Голоса взлетели над бетонными плитами и белыми, сверкающими металлом крыльями истребителей. Командующий пожимал твердые руки этих бесконечно дорогих ему людей, готовившие боевые машины к полетам и водившие их в воздухе, руки людей, для которых ничего не было в жизни дороже неба — голубого и высокого или низкого и пасмурного, но всегда одинаково любимого!
Баталов улыбался и кивал головой в ответ на приветствия, а серые глаза его, прикрытые навесом бровей, кого-то сосредоточенно искали.
— Вы сына? — наклонился к нему Клепиков
— Извините, Антон Федосеевич, но вы с ним встретитесь несколько позднее. Дело в том, сегодня утром своею властью, до вашего утверждения, я допустил лейтенанта Баталова к временному исполнению обязанностей командира звена, и сейчас он впервые в жизни поведет на взлет четверку.
Клепиков посмотрел на часы и зычно скомандовал:
— Тихо, товарищи авиаторы!
Толпа разомкнулась, застыла и смолкла. И все увидели, как по старой летной традиции, в дополнение к командам, отданным по радио с СКП, над широким полем аэродрома и бетонированной взлетно-посадочной полосой друг за другом взметнулись в небо три зеленые ракеты. И тотчас же слитно запели турбины. Тугой их гул волной покатился над землей. И вот уже побежали истребители по бетону пара за парой. Антон Федосеевич повлажневшими от волнения глазами смотрел за ними, в особенности за первым.
А в эту минуту Аркадий Баталов уже отрывал самолет от земли, нацеливая нос в бесконечно ему дорогое звеняще-голубое небо. Если бы кто смог заглянуть сейчас в кабину, он бы увидел сосредоточенное лицо Аркадия, этого юноши, которого за короткую службу в Военно-Воздушном Флоте уже немного обожгла и закалила жизнь, его строго сведенные брови над предельно внимательными глазами и смелый, решительный, баталовский блеск этих глаз.
С крутым углом набора Аркадий поднимал свою машину все выше и выше, увлекая за собою ведомых, и все они, четверо летчиков одного звена, словно бы принимали в эту минуту от отцов своих незримую эстафету.
Взлет против ветра продолжался!
Коктебель — Новочеркасск 1971–1972
ЛитВек: бестселлеры недели
