купе так, наоборот, окна открыть было невозможно. Духота стояла невыносимая!

— И что вы? Жаловались?

— Ну да, мы попросили проводника открыть. Он сначала с отверткой пришел, поковырял там что-то — не получается, потом пришел с молотком, постучал — все равно никак, так он где-то лом раздобыл, представляете? Такой молодец попался!

— И чем закончилось?

— Ну чем… Выломал защелки на нескольких окнах, сервиз нечаянно расколотил — кто-то купил в подарок родне, когда Украину проезжали, — вымотался и пошел спать.

— А окна-то открыл?

— Нет, ни одно так и не поддалось.

— Вот я и говорю — какой-то филиал Освенцима. Или заморозят или зажарят заживо…

— А что делать? Вагоны-то старые…

— Как что делать? Менять!

— Куда менять, гражданочка? — встрял вдруг мужчина, дремавший до этого с другого бока от Катерины Константиновны. — Ты хоть представляешь, скока один вагон стоит? Миллион долларов! Никакой нефти не хватит!

— Ну и что с того, что миллион? Это вам кажется, что миллион — это много, а в масштабах страны…

— Было бы все так просто, так давно бы уже без вас поменяли! Скажи спасибо, что хоть эти еще ездиют!

— Так ведь не ездят…

— Ну, если тебе железная дорога не нравится, летай на самолетах или, еще лучше, такси до своей Москвы возьми!

Катерина Константиновна хотела возразить, что она купила билет на поезд и что по билету она уже должна быть дома, но, понимая всю бесполезность этого разговора, сдержалась. Какое-то время все трое молчали. Потом брюнетка, которая, видно, соскучилась по обычной женской болтовне, спросила:

— А вы эти сланцы на отдыхе или в Москве покупали?

— На отдыхе.

— Надо же… Такие хорошенькие… И сколько?

— Что — «сколько»? — намеренно удивилась Катерина Константиновна, которую брюнетка теперь раздражала.

— Сколько заплатили?

В это время сосед Катерины Константиновны с другой стороны начал мелко трястись всем телом. Сначала она перепугалась, что с ним начался какой-то припадок, но, внимательно его рассмотрев, поняла, что он в полном сознании и даже нисколечко не удивлен своей трясучкой, а значит, это у него не в первый раз, а дело привычное.

— Тысячи четыре? — продолжала допытываться брюнетка.

— Четыреста девяносто девять рублей девяносто девять копеек… Хотите, чек подарю? — попыталась съязвить Катерина Константиновна. Услышав сумму, брюнетка вперилась в сланцы с ушестеренной силой, и темп ее речи заметно ускорился.

— А где, где вы отдыхали? В Адлере? Или, может быть, в Абхазию ездили?

— Нет, в Туапсе.

Брюнетка задумалась. В этот момент мужик затрясся с такой силой, что, казалось, завибрировала вся масса тяжелого горячего воздуха, заполняющая зал ожидания, и тогда Катерина Константиновна не выдержала:

— Да прекратите же трястись, наконец! Если вы нервный, так носки вяжите! Ну или вышивайте — ваше дело! Говорят, успокаивает. А трястись здесь не нужно. Здесь вокзал, а не психушка, здесь нормальные люди сидят, а вы трясетесь, как в припадке!

Не дожидаясь реакции мужика или еще какого-нибудь нового события, Катерина Константиновна вскочила и почти убежала на улицу. Там она попросила сигарету у лысого парня с рассеянным взглядом и, куря, прошлась через площадь и обратно. В центре площади на лавочке сидела молодая мамаша со своей светловолосой дочерью лет пяти, девочка вся была бело-розовая: от щечек до платья, а в руках она держала мягкую игрушку в виде робота Валли из недавнешнего мультфильма. Как в условиях вокзала мамаше удалось сохранить белорозовость дочери в первозданном виде, было не совсем понятно, и, может быть, именно это или что-то другое, неосознанное, заставило Катерину Константиновну выйти в центр площади. Женщина посмотрела на Катю, и в глазах у нее светилась живая заинтересованность происходящим вокруг и даже какая-то непонятная Катерине Константиновне ирония.

— И что вы предлагаете? — спросила она еще до того, как Катя открыла рот.

— Я?

— Да, вы. Я слышала, как вы возмущались. Так что вы предлагаете делать?

— Ну как же… Во-первых, пойти к начальнику станции…

— А во-вторых? После того, как начальник станции нас пошлет?

— Не знаю… Там посмотрим… Надо ведь сначала сходить… И почему вы так уверены, что он нас пошлет?

— Зачем человека зря беспокоить? — это откуда-то появился стареющий борец с прогрессом. — От того, что вы, дамочка, надоедать ему попретесь, поезда не поедут. Все тишком — и ладно. А то не докрутят гайки, пустят раньше времени — вот тогда будет. Или у вас шило в одном месте? Надо сидеть и ждать, чтобы оно хуже не было. У меня тоже будка недостроенная стоит, а я сижу и ниче…

— Будка? Что вы имеете в виду? Это какой-то строительный жаргон? Может быть, будка — это маленький дом? — засыпала мужика вопросами молодая мамаша.

— Да не. Собака у меня живет, так я второй этаж к ее будке прилаживаю.

— Второй этаж?! Для собаки?!

— Второй этаж. Чтобы кот спал, как похолодает, или там положить чего, — пояснил мужик.

Мамаша какое-то время удивленно осматривала мужика, а потом вдруг резко встала со скамьи и сказала, обращаясь к Катерине Константиновне:

— Пойдемте. Пойдемте к начальнику станции. Хоть какое-то развлечение.

— Да что вам неймется-то, дамочки? Что, начальник станции — бог вам? Это природа сама так решила, так что вы против природы имеете? Сель облез — вот вам и стали поезда. Что начальник станции против природы сделать может? Позволит природа — так починят и поедем. А может, и еще какой оползень случится, вот тогда будет вам!

— Вы стихийный пантеист, вот вы кто!

— А вы пожилого человека не оскорбляйте! Совсем пообнаглели молодые! — шагнула вперед старушка с гулькой из седых волос на голове, и тут только Катя заметила, что вокруг них кружком собрались люди.

— Это она ум свой показать хочет. Слово-то выучила, так надо блеснуть умом, — подал реплику сосед старушки — пожилой мужчина с усами на красном лице и в желтой пляжной панаме, каких уже давно никто не носит.

— Вот я и говорю, нечего перед пожилыми людьми выставляться! — не унималась бабулька. — Доживешь до пенсии, тогда будешь ум свой демонстрировать!

Катя, понимая, что разговор принимает самый неприятный характер, решила попытаться направить недовольство в правильное русло.

— Второй день пенсионеров на вокзале держат в такую жару и хоть бы из вежливости сказали, сколько еще здесь сидеть! В любой цивилизованной стране уже давно бы вышло начальство, рассыпалось в извинениях, выделили бы автобусы, заселили в гостиницу, да президент бы уже прилетел, наверное!

— Вы на других не засматривайтесь! — Это был