претендую, меня больше волнует сюжет.

” * И пока Мак сидел, зачарованный костром, окутанный его теплом, он молился, и в основном это были слова благодарности. Ведь он стольким одарен! «Благословлен» — вот, наверное, более подходящее слово. Довольный, отдохнувший и умиротворенный Мак и не подозревал, что через двадцать четыре часа его молитвы разительно изменятся.

Я благодарен за то, что ты не хочешь, чтобы я знал будущее! Если бы я знал, что меня ждет, то жил бы в тенях «назревающей скорби и трагедии» и не смог бы наслаждаться «сиюминутной» благостью жизни. Благодарю тебя, благодарю тебя, благодарю тебя!»

Хижина, размышления. Уильям Пол Янг

POV Льюиса

Я зажал себе рот, чтобы сдержать крик ужаса. Что они сделали с нашим зеленым домом? С нашей потрясающей планетой!

Я видел перед собой огромную пустыню, испещренную иглами жутких небоскребов, с линиями вездесущих дорог и парящих в воздухе лайнеров. Я так и не смог рассмотреть, где же земля. Казалось, ее нет, и сколько вниз ни спускайся, будут еще и еще уровни, где живут эти существа. Я так и не нашел ни одного дерева или кустика, как бы ни прилипал к стеклу. Зелени не было, животных не было, как и птиц…

Что же тогда периодически виделось мне в потолочное окно? Вся моя профессиональная деятельность была посвящена борьбе за вымирающие виды животных, погибающие от загрязнений леса и водоемы… И теперь я попал в собственный кошмар.

Дикий ужас охватил меня. Находясь в глубоком шоке, я не мог поверить, что открывшаяся картинка — не рисунок фантаста, а реальность за окном. Лишь голубая синь неба была на месте. Как-то они все же смогли сохранить атмосферу, может, все не так уж и потеряно. Вон курицу мне приволокли, идиоты!

Мой последний полет был посвящен ирбисам. Команда ученых, занимающаяся контролируемыми мутациями, выдвинулась в места обитания снежных барсов для поиска подходящего биоматериала для генной инженерии. Наш отдел, изучающий исчезающие виды животных и места их обитания, напросился следом. Точнее, напросился я и «напросил» еще парочку таких же чокнутых фанатиков.

Кто бы из моих коллег знал, как я выбивал нам места на этом корабле, перенесшем меня фактически в ад… А ведь многие из них искренне были уверены, что я обладаю особой магией убеждения, действующей только на нашего директора. Магия глубокого минета называется… Ну я, естественно, никого не посвящал в «секреты мастерства», а «трудился» ртом на благо исчезающих животных, вот так вот, друзья! А насосал я за всю свою «спасательно-сосательную» деятельность ни много ни мало, а несколько национальных парков и питомников для редких видов животных. Вот так-то!

Рональд Андерсон был начальником всех начальников в нашем засекреченном научном центре при военном ведомстве, и так вот странно получилось, что этот пятидесятилетний, подтянутый и седеющий мужчина, имеющий жену и троих балбесов-сыновей, положил на меня глаз. Я тогда был лишь многообещающим абитуриентом от института и проходил испытательный срок. Не буду рассказывать про наш сложный путь к плодотворному «сотрудничеству», но был он тернист и долог, благо, я быстро просек, какая это выгода для дела, которому я готовился посвятить всю свою жизнь. После этого осознания дела наши пошли в гору, и в том числе дела отдела, который все недолюбливали (где трудился ваш покорный слуга), потому что мы препятствовали глобальным стройкам, находили нарушения в работе крупных корпораций, истощающих ресурсы нашей планеты, требовали денежные средства на питомники и помощь вымирающим животным. Также мы пытались помогать самым нищим регионам планеты, но эта инициатива вообще никого не интересовала, так как планета есть планета, и она нас «кормит», а вот «нищие голодранцы», как назвал их Андерсон, объедают. Так что никого они не волновали, кроме меня и моих коллег.

И вот, в 2072 году мне исполнилось двадцать четыре года, и я «насосал» нам на командировку к снежным барсам. Рональд называл меня шлюхой-альтруистом, потому что давал я ему не за деньги, а за «идею». Нам пригнали новый шаттл, который недавно разработали и сконструировали военные ученые. В нем была куча всяких обалденных штук, в которых разбирались все, кроме меня и людей из моего отдела. Потому-то в первый полет на этом потрясающем гиганте пыталось напроситься как можно больше народу, но, как видно, начальники других отделов отсасывали не столь виртуозно, как я, поэтому им не повезло (хотя кому тут еще «повезло» теперь спорный вопрос). Единственным новшеством, заинтересовавшим меня, были новые капсульные криокамеры, предназначенные для сохранения жизни в максимально сложных условиях и максимально долго. Их особенность заключалась в том, что если спасательную капсулу, поддерживающую жизнь долго не находили (а количество запаса кислорода и внутривенного питания было, естественно, ограничено), то через какое-то время капсула переходила на новый режим — криосон, «замораживая» человека внутри. Сколько она могла находиться в таком состоянии, никто не знал, лишь строили смелые догадки. Так что теперь мне предстояло еще и узнать, какой сейчас вообще год…

Интересно, искали ли нас? С Рональдом у нас не было отношений. Мы просто иногда спали друг с другом, иногда, когда мне было что-то нужно от него. Но никто из нас на это не обижался: я был слишком ветреным в плане сексуальных и любовных отношений, чтобы долго грузиться на тему кто кому и зачем дал, а у него была семья, и единственное, что он мог себе позволить, так это необременительную интрижку на стороне.

Рональд долго ко мне подкатывал. Я в то время еще пытался переключиться на женщин, но все очевиднее становилось то, что на прекрасную половину у меня больше не вставал. Вот такой я впечатлительный! Моя эмоциональность и повышенная восприимчивость мне всегда мешали, потому что я всю жизнь порывался кого-то спасать, кому-то помогать, встревая из-за этого в проблемы. Вот и снова встрял по самые… В общем, вы поняли.

Момент аварии я не помню. Вообще очень смутно помню саму экспедицию. Хорошо запомнилась лишь посадка и размещение по каютам. Как я оказался здесь, я тоже не знаю. Мне ничего не говорили: сначала этому мешал языковой барьер, а теперь, спустя почти два месяца заточения в «мягкой тюрьме», они юлят, не отвечая на вопросы. Я не до конца изучил язык, но того, что есть сейчас, достаточно для минимального взаимопонимания. Еще месяц, и я буду неплохо ориентироваться в языке.

Относились ко мне очень очень