Литвек - электронная библиотека >> Владимир Васильевич Трошин >> Исторические приключения и др. >> Княжич (СИ) >> страница 5
кулаком по столу, в гневе прокричал царь. — Не ты играешь! Бесы бесчинствуют твоими руками!

— Великий государь! — подскочил со стула изменившийся в лице Бежецкий. — Дед, отец мой учили меня служить ревностно Богу и Царю, а не бесам!

— Раб лукавый! Говоришь, что только к алтарям Всевышнего прибегаешь? А почему тогда в бесовскую игру играешь? Решение Стоглавого собора тебе не закон?(11)

— Пятидесятное убо правило собора сего возбраняет играти всем и причетникам, и мирским человеком зернью и шахматы! — громким голосом процитировал Иоанн Васильевич. — Или ты на царя равняешься, пес окаянный? Трон и одежды царские на себя примеряешь? С ученьем дружишь, а не знаешь: "Что позволено Юпитеру, не дозволено тельцу"!

"Это конец! — обреченно подумал Михаил Семенович. — Жаль Андрюшку! И его не пожалеет государь!". Лицо царя поплыло перед глазами князя Михаила, и словно тугая струна разорвалась в его голове, хлестнув изнутри нестерпимой болью. Темнота подступила к глазам. Схватившись за край стола, он с трудом устоял на месте.

— Кладу на тебя опалу Мишка! Чтобы до заутрени духа твоего в Москве не было. А там посмотрю. Волен царь, на ослушников своих опалы класть, а иных и казнить, имущество их брать на себя в казну! — продолжал Иоанн Васильевич.

Конец фразы князь не услышал. Он потерял сознание и рухнул на пол. Не глядя на лежащее у его ног тело, Иоанн Васильевич приказал Богдану: — Посмотри, может, притворяется, хитрец!

Бельский склонился над князем. Нащупав биение пульса на сонной артерии, отворил веки глаз:

— Жив, великий государь! Но очень плохой! Удар у него, боюсь, долго не протянет!

— Слабак! — презрительно усмехнувшись, сделал вывод царь. — А игрок сильный! Прикажи своим людям отвезти его домой! И пусть дворовым передадут, чтобы до утра его здесь не было!

Царь хотел выйти из кабинета, но у дверного проема, вспомнив, остановился и неожиданно спросил: — А где его юнец?

— Сказывают, на днях должен быть в Москве. Срок его обучения у немцев закончился! — ответил Богдан.

— Вот и хорошо! Успеет проститься с батюшкой! — произнес отеческим тоном Иоанн Васильевич и, стуча серебряными подковками, покинул кабинет.


В тот же день, где-то около полуночи, за кремлевскими стенами в одной из изб Разбойного приказа между Архангельским собором и Фроловскими воротами.


Колеблющееся пламя свечи тусклым светом выхватывало из темноты неясные очертания лиц двоих, сидящих за столом, напротив друг друга. По голосу и манере говорить было ясно, что один из них старше и опытней другого.

— Вот так и встречаемся! — вздохнул тот, что помоложе. — Целый день на службе! А поговорить по душам можем только ночью!

— На то воля государева! — ответил который постарше. — Что ты мне хотел сказать!

— Воля государева, воля божья! — согласился собеседник. — Отдай за меня Ирину!

— Не долго же ты думал! — усмехнулся пожилой. — А достоин ли ты, быть мужем моей красавицы дочери!

— Мы с ней отличная пара!

— С милым и в шалаше рай? Ирина привыкла, чтобы ей на золоте подавали!

— Не смейся! 700 четвертей пашни, почти восемьсот мужиков — это ты называешь шалашом? Люди, более приближенные к государю, и этого не имели. Малюта Скуратов после себя захудалую деревеньку оставил, так что государю пришлось его вдове пенсию назначать. Не стыдно тебе?

— Не стыдно. Оглянись по сторонам. Знакомы ли тебе князья Бежецкие?

— Ты смеешься? Не только знакомы, но и в дальнем родстве с ними нахожусь! Мы же Коробьины-Бежецкие!

— Какое родство? Посмотри на их вотчину! За горизонтом не видно. Поля возделанные, мужики сытые, вместо твоих покрытых кустарником земель и голодных и разутых крестьян. Князь, говорят, еще и барыш с торговли имел! Сколько кубышек с золотом закопано у него по разным углам? В Китай-городе хоромы каменные! А у тебя? Как в народе говорят: "Хоромы кривые, сени лубяные, слуги босые, собаки борзые!" — рассмеялся тот, что постарше.

"Издевается старый черт! — оскорбился молодой собеседник. — Знает, что я за нее все отдам!".

— Даю тебе слово, у нас с Ириной не хуже будет! Дай только время!

— Да не обижайся ты! Пошутил я. Хорошо говоришь! Не знал бы тебя зятюшка, никогда бы не поверил! Присылай в следующую субботу сватов! По рукам? — перестав смеяться, примирительно предложил пожилой.

"Хитришь тестюшка! — кичливо подумал будущий жених. — С золотой посуды у него в семье едят! Как бы ни так. На самом деле худородный дворянишко спит и видит, как породниться с ним, отпрыском старинного боярского рода!".

— По рукам! — согласился он.

Рукопожатием через стол собеседники скрепили свое согласие.

— Вообще-то от богатства одни несчастья, — продолжил беседу старший. — Я, Бежецкого не просто так вспомнил? Вчера он под царскую опалу попал! Князь не смог вынести бесчестья и его хватил удар. Утром отвезут в родовое имение. Но говорят, дни его сочтены. А сын ничего не знает.

— Это почему? — удивился его собеседник.

— Его рядом с ним нет. Два года назад был послан государем на учебу за границу в Италию.

— Скорее всего, он там и останется!

— Нет. Как раз на днях он закончил обучение и решил вернуться назад к отцу, на свою новую Родину. Только на границе его не пропустили. За немца приняли. Дорожная грамота на языке латинян, в платье немецком. С рождения на чужбине! Вылитый немец!

— Сколько же ему там сидеть? Некому за него порадеть!

— Это правда. Только князь Михаил, вчера успел сделать и оплатить ему проезжую и подорожную грамоты. Наверное, тот их уже получил и дня через полтора, ямской гоньбой будет в Москве. Засуха, дороги хорошие. А до вотчины, рядом с Коширой, почти рукой подать, часов одиннадцать — двенадцать на резвой лошади. Дай Бог ему успеть проститься с родителем.

— Печальная история! А что же, у князя больше детей нет?

— Нет, Андрей его единственный наследник.

"Счастливчик! — с завистью подумал о сыне князя молодой собеседник. — Какой-то немчуре все сразу, а родовитому русскому дворянину — ничего!".

Глава II. Обоз

Нагретый лучами полуденного солнца папоротник почти в рост человека, покрывающий сплошным зеленым ковром огромную поляну, издавал тяжелые, доисторические запахи. В плотном неподвижном воздухе застыли кроны окружавших ее могучих столетних дубов. Мертвая тишина, изредка нарушалась дребезжанием мухи, попавшей пауку на обед и криком неведомой птицы. Ни зверя, ни человека. Но нет. Не выдержав, всхрапнул конь, обнаружив себя и всадника, незаметных в