кивнула:

— Позвони, поговорим.

— Щас, я телефончик… — засуетился Вадим, отыскивая салфетку.

— Телефоны кому попало раздаешь, — бурчал ей в шею Семицвет.

— Не кому попало, — невинно возразила она. — НАШИМ.

— Аня, как дела?

Задрав голову, она оглянулась.

— А, Олеж! Ничего. Как рука?

— Видишь? — он сжал-разжал пальцы. — Через две недели на комис-сию. А ты то лекарство достала?

Она хмыкнула, выразительно потерла пальцами.

— Тут и доставать не надо, бабло плати!

— В Москве, говорят, дешевле.

— Так то в Москве…

— Какое лекарство? — спросил над ухом Семицвет. Мысленно чер-тыхнувшись, она дернула плечами.

— Такое.

— Какое лекарство? — повторил он свирепо, встряхнув ее малость.

— Да врач назначил, — неохотно сказала она.

— И что?

— Что — что? Накоплю — куплю.

— Анька, ты дура! — сказал он с яростью. — Я тебя сам убью!

— Вот спасибо, отмучаюсь…

— На, — он завозился, достал и шлепнул перед ней на стол записную книжку. — Пиши название и сколько надо.

Почти прижавшись щекой к ее щеке (что ее очень отвлекало), Се-мицвет смотрел, как она выводит буквы.

— Поди, даже Соболю не сказала? — спросил мрачно.

— А чего ему говорить, у него своих хлопот полон рот.

— Ну ладно, мне, что ли, не могла позвонить?

Аня едва не рассмеялась. Семицвет иногда звонил ей, и тогда те-лефон начинал дымиться — каждый разговор их напоминал спарринг: удар — ответ, удар — ответ. Не раз и не два она бросала трубку, не зная, плакать или смеяться, и зачем он звонил ей вообще… Жаловаться Се-мицвету? Нет уж, увольте!

Дописав, она машинально пролистнула книжку и сразу же наткну-лась на свою фамилию. Телефон. Адрес.

Изумленно обернулась:

— У тебя и адрес есть?

— И 'мыло' твое, — буркнул он, выхватывая книжку.

— И чего не приходил?

— А ты звала? — окрысился он.

Что-то не замечала она раньше за Семицветом такой церемонно-сти…

— Ладно. В следующую командировку мы через Москву. Найду.

— Ну… спасибо, — неловко сказала она.

— Не булькает! — отозвался он. — А Соболю я загривок взгрею.

— За что это?

— Знает же, что ты упертая! Сдохнешь — не попросишь! В следую-щий раз буду сам узнавать…

— Заткнись, а? — пробормотала она. — Выпей вот.

Семицвет выпил. Сколько она помнила, пил он много, но почему-то почти не пьянел.

— Когда летите?

— Через месяц. Может, кому привет передать?

— Ага. Горячий и пламенный.

— Что горячий — это точно, — ощерился Семицвет. — Не боись, пере-дадим. За Жеку. За тебя.

— Эй-эй-эй, — она подтолкнула его локтем. — Я-то живая, если ты еще не заметил.

— Это ты сейчас… — покрутив, он поставил пустой стакан на стол, — живая. А когда мы с Соболем тащили тебя от той 'зеленки'…

Она смотрела на свои руки. Боль. Страх. Бессилие. Мозг, зады-хающийся в предавшем его теле…

— Я живая, — повторила она, словно убеждая в этом его. И себя. — Тебя тогда тоже ранило. Я не знала.

— Да какое там — ранило! — он махнул рукой. — Зацепило. Раны и морщины украшают труп мужчины!

Юмор у Семицвета всегда был на уровне: 'Маленький мальчик нашел пулемет — больше в деревне никто не живет'.

— Мы всей палатой ваши передачки слопать не могли — тащили на целую роту, — вспомнила она.

— Ты бы тогда себя видела! Бинты, нос и глаза… поневоле весь ма-газин скупишь. А сейчас, — он двинул ногами, словно взвешивая, — ниче-го, справная…

Она засмеялась.

— Это ты как определил? На взгляд или на ощупь?

Семицвет осторожно притянул ее поближе.

— Да я бы с удовольствием пощупал, так ты же мне все руки повы-дергиваешь!

— Так ты и испугался!

Он громко выдохнул ей прямо в ухо.

— Аньк, я ж боюсь тебя до смерти!

Она засмеялась — Семицвет взглянул близко и как-то обиженно — и она вдруг почувствовала себя неловко. Похлопала его по руке.

— Да ладно, Семицветик! Не бойся, не трону я тебя!

— А ты тронь. Сопротивляться не буду.

— Прямо так лапки задерешь и сдашься?

— Тебе — прямо щас.

Как-то слишком серьезно он это говорит. Аня поморгала. Начинала кружиться голова. И не потому, что она выпила. Это…

— Пусти-ка меня!

— Эй, ты куда? Ань, ты чего?

Поспешно перебирая руками по плечам, рукам, головам, наступая на ноги и перебираясь через колени — мужчины смеялись и ругались и отодвигались — она выбралась из плотного ряда сидящих у стола. Спо-тыкаясь на ровном месте, торопливо шла к выходу: он качался, делал-ся то дальше, то ближе, то вообще растягивался в стороны. Звон в ушах нарастал. Не хватало еще грохнуться у всех на глазах. Опозо-риться перед Соболем, Палычем. Семицветом…

Она таки добралась до туалета. Цепляясь за расшатанную ракови-ну, плескала в лицо холодную воду. Повернулась к распахнувшейся двери, уже почти ничего не видя — в глазах стремительно темнело.

— Аньк, да ты чего… — сказал Семицвет сквозь звон. И еще она ус-лышала его 'оп-ля! , когда он подхватил ее почти у самого пола.

— Вот так, — сказал он.

— Отпусти меня, — вяло сказала Аня. — Все нормально.

— Вижу, как нормально.

Семицвет опять мягко привалил ее за плечи на диван. Потер ее холодные руки, пристально вглядываясь в лицо. Он казался потрясен-ным.

— Ты чего это… падаешь? Пойду Серого притащу, если не нажрался еще до зеленых соплей.

— Да не надо…

— Заткнись, а? Лежи так! Лежи! Я быстро. Олька, смотри, чтоб она не вставала!

Только сейчас Аня заметила стоявшую неподалеку Ольгу. Семи-цвет унесся, и Аня мимолетно посочувствовала фельдшеру Сереге: сейчас его поймают, повяжут, доставят…

— Ты не беременна?

— Чего?

— Я когда Гошкой ходила, то и дело в обморок падала. Еще и живо-та не было.

Она завозилась и села на диване. Провела ладонью по мокрому лицу. Пробормотала:

— Было б от кого еще…

Ольга постояла, глядя по сторонам и сжимая в руке стакан.

— А от моего? — спросила глухо.

Она замерла на секунду-другую, потом опустила голову между ног — голова продолжала кружиться, пол — плыть.

— А твой здесь при чем?

— Ты скажи, есть между вами что? Или нет, а? Я ж так больше не могу! Я же что-нибудь…

Она поглядела исподлобья. Ольга стиснула стакан так, что за бед-ную посудину было страшновато — хорошо, столовский, крепкий. Аня трудно вздохнула и выдохнула:

— Ду-ура! Он же тебя любит!

Снова наклонила голову. В ушах звенело, как будто ей отвесили хорошую оплеуху. Диван тяжело просел — Ольга плюхнулась рядом.

— Что — совсем-совсем