осмотрел убогий свой уют. Первые полгода осмотр доставлял удовольствие бывшему долголетнему обитателю общежитий, теперь – нагонял тоску.

Снял сбрую с пистолетом, швырнул весь комплект на диван, он же кровать. Диван-кровать. Уселся в кресло, отдыхая перед тем, как заварить себе крепкого чая. Собственно, что он делал? На машине катался, да посиживал в ней – ожидая. А устал, как собака. Стал незаметно уходить в дрему, но резкий дверной звонок не позволил сделать это. Он неловко, плохо ориентируясь в дремотном тумане, выкарабкался из кресла, на всякий случай спрятал пистолет в преддиванную тумбочку и пошел открывать.

Перед дверью, опершись о палку и глядя куда-то вверх, стоял деформированный скверной оптикой глазка полковник милиции в отставке Смирнов Александр Иванович. Сырцов открыл дверь.

2

Здравствуй, Сырцов! – жизнерадостно поприветствовал его полковник в отставке.

– Здравствуйте, Александр Иванович. Если помните, меня Георгием зовут.

– Здравствуй, Георгий! – охотно поправил себя Смирнов. – Не помешал?

– Чему?

– Может, у тебя дама.

– Нету у меня дамы. Баба иногда забегает, а дамы – нет.

– Словоблудишь, – понял Смирнов. – Подходящее занятие для бывшего оперативника.

– Чаю хотите? – не реагируя на выпад, предложил Сырцов.

– Хочу.

Он, готовя чай, мотался по квартире – разжигал газ, полоскал заварной чайник, расставлял чашки, выбрасывал на журнальный столик многочисленные яства, в виде сахара и печенья, а недвижимый в кресле Смирнов, упершись подбородком в рукоять палки и только поводя глазами, осматривал апартаменты бывшего милиционера. Когда Сырцов разлил крепкий чай по чашкам и окончательно уселся на диван-кровать, Смирнов спросил:

– Ты, вроде, и не рад мне, Георгий?

– Просто ошалел от неожиданности. Обождите самую малость, сей момент приду в себя и сразу же хвостом завиляю, и в щеку лизну.

– Понятно. Себя не любишь, меня не любишь, никого не любишь, догадался Смирнов и завершил безынтонационно: – Ай, ай, ай.

– Как у моря живется, Александр Иванович?

– Как и у реки, как и у ручейка, как и у лужи. Великолепно.

– Тогда по какой причине в Москве опять?

– Хочешь знать, зачем я к тебе пришел? Ты ведь мне однажды жизнь спас, Георгий…

– Хотите сказать, что нанесли мне визит вежливой благодарности? перебивая поинтересовался Сырцов.

– Это лишь всего присказка была, а ты перебил. Давай чай допьем, а потом поговорим, – предложил Смирнов.

Они истово, по-московски, гоняли чаи. Допили, повеселели. Сырцов, убирая посуду со столика, мимоходом глянул в окно. В свете предподъездного фонаря рядом со своей семеркой увидел знакомую "Ниву".

– Спиридоновская, Александр Иванович?

– Она. А "семерка" твоя?

– Прокатная. Опять какую-нибудь кашу завариваете?

– Заваривают всегда другие. Мы ее расхлебываем.

Сырцов отнес посуду на кухню, протер столик, вновь уселся на диван и, рассмотрев наконец сильно сдавшего за год Смирнова, спросил:

– Теперь прилично спросить у вас, зачем вы ко мне пришли?

– Вполне. Отвечаю: повидаться.

– С целью? – додавливал Сырцов.

– Узнать в какой ты форме.

– Имеется нужда в профессионале?

– Пока нет, – успокоил его Смирнов. – Ты почему из МУРа ушел?

– Я не ушел. Меня вышибли.

– Что – с шумом, с треском, с приказами по МВД? – удивился Смирнов.

– Да нет. Тихо давили. И додавили. Пришлось хлопнуть дверью. Вы ведь наверняка знаете, как это делается. Сами начальником были.

– Леонид Махов? – догадался Смирнов.

– И он тоже. А ведь вроде по корешам были.

– Причина?

– Вы, – легко назвал причину Сырцов. – И вся та прошлогодняя история. По вашей подаче я полез дальше, чем надо было.

– Кому надо было?

– А вы не знаете?

– Ну, а сейчас, после августа, не пытался возвратиться?

– Не имею желания. Мне и так хорошо.

– Телок пасти? – полюбопытствовал Смирнов.

– Коров, – поправил Сырцов и спросил напрямик: – Вы что – вели меня сегодня?

– Весь день.

– Ишь ты! – восхитился Сырцов. – А я и не трехнулся. Вот что значит школа!

– В частном агентстве каком-нибудь служишь или так – вольный стрелок?

– Без вывески. По рекомендациям.

– А рекомендует кто? Бывшие твои клиенты?

Сидели, мирно беседовали, глядя друг на друга. Невеселыми глазами Смирнов, не хорошими – Сырцов.

– Какого черта вы меня цепляете, Александр Иванович?

– Я не цепляю, Жора, ей Богу, не цепляю. Мне по свежаку все это интересно до чрезвычайности. – Ты что – сейчас для мужа компру на жену собираешь?

– Я исподним не занимаюсь. Охрана. Какая-то шпана намекнула ему, что они запросто могут похитить его драгоценную половину.

– Не любишь и его, – понял Смирнов. – Кто он?

– Воротила. Банк, биржа, акционерное совместное предприятие.

– Сергей Сергеевич Горошкин, – вспомнил Смирнов. – А я его зав. отделом помню.

– А какое это имеет значение?

– Никакого, Жора. И сколько он тебе платит?

– На две бутылки водки "Распутин" в день. И расходы.

– Пятьсот в день, значит. Чуть больше моей месячной пенсии, – проявил осведомленность о ценах в коммерческих магазинах Смирнов. – Неплохо для начала.

– Вообще неплохо, – поправил его Сырцов.

– Вообще, конечно, неплохо. Только почему тебе нехорошо?

– Все-таки, зачем вы ко мне пришли, Александр Иванович?

Смирнов, тяжело опираясь на палку, поднялся. Эхом отозвался:

– Вот и я думаю – зачем?

В дверях остановившись, еще раз осмотрел Сырцовскую квартиру.

– Тебе сколько сейчас, Жора?

– Двадцать девять. А что?

– Я до тридцати девяти с мамой в одной комнате жил. В бараке.

Не нравился нынче Сырцову отставной полковник. Сильно раздражал.

– А первобытные люди в пещерах жили. В одной – всем племенем.

– И без удобств, – дополнил картинку доисторической жизни Смирнов. И в последний раз осмотрев – не сырцовскую квартиру, а самого Сырцова, резюмировал печально: – Говенно ты живешь, Жора.

Кивнув только, сам открыл дверь и удалился.

3

Десятый час всего, а Москва пуста. Еще тепло, еще начало сентября, еще гулять по улицам, да любоваться, как в сумерках светятся желто-зеленые деревья, а Москва пуста. Конечно, может район такой – проспект Вернадского – с бессмысленными просторами меж фаллических сооружений кегебистских институтов, с предуниверситетским парком, с лужайками вокруг цирка и детского музыкального театра, но Комсомольский, но Остоженка… Длинноногая "Нива", ведомая Смирновым, свернула в переулок и покатила вниз, к Москва-реке, не докатила, остановилась у презентабельного доходного дома.

Бордовую дверь с фирменным антикварным звонком "Прошу крутить" распахнул хозяин, собственной персоной, известный телевизионный обозреватель Спиридонов. Обозреватель гневно