— Входите! — крикнул он в темноту.
Вошла, а вернее сказать — величаво вплыла Вира Вершинина.
Вот так встреча! Уж кого он не ждал так не ждал.
— Ты откуда? — протянул Костя, пятясь от удивления.
— Из Москвы! — засмеялась Вира. — Приехала забрать свои вещи, да вот решила взглянуть на бывшего одноклассника.
— Ну, садись, рассказывай, где ты, что ты. — Костя говорил и одновременно внимательно присматривался к Вире.
Конечно, он никогда не считал ее близким товарищем, но все-таки она была его одноклассницей, а он в последнее время так часто думал о своих школьных годах.
Вира везде и всегда чувствовала себя хозяйкой.
Закинув ногу на ногу, она удобно устроилась на Костином жестком креслице возле стола. Костя сел напротив, на стул. Любопытствующие глаза ее пробежали по листу, на котором начал свое письмо Костя. Она засмеялась грудным, неестественным смехом:
— Романишко разводишь? Я еще в школе замечала, какими глазищами Надя Молчанова на тебя поглядывала! А ты и не догадывался, все философствовал. Ах, Костя, Костя!
Вира проворно скрутила бумагу трубочкой и ударила Костю по носу.
— Недотепа ты, бирюк сибирский, философ районного масштаба!
Костя знал Вирину манеру разговаривать и не обиделся.
— Ну, а чем занята твоя умная голова?
— Отдыхаю! Стараюсь не быть похожей на тех ослов, о которых существует пословица: «Работа дураков любит».
— От каких же ты трудов праведных отдыхаешь?
— Забыл! — засмеялась Вира. — А экзамены на аттестат зрелости?
— Хватилась! Так то дело год с гаком как отшумело.
— Ах, Костенька, милый, от Веселой Горки отдыхаю, а сама дрожу, как бы предки опять сюда на исправление не прислали. Представь, я вхожу сегодня с чемоданом в сени, а тетушка аж побледнела! — Вира опять закатилась смехом, на этот раз не поддельным, а по-настоящему веселым и заразительным. — «Надолго?» — спрашивает. Я решила посмеяться и говорю: «Навсегда. Папа с мамой говорят, что большой город мне противопоказан». У тетки, видно, ноги подкосились, и она села, да не на скамейку, а в кадушку с капустой… — У Виры от смеха даже слезы на глазах выступили. — Ну, что ты на меня так внимательно смотришь? Скажешь опять, что я глупая?
— Этого я не скажу, а…
— Значит, любуешься мной?
Вирой действительно можно было залюбоваться. Костя смотрел на ее пышные светлые волосы, лежавшие на плечах, на ее высокий лоб, на светло-коричневые брови с капризным, каким-то горьким изломом.
— Хочешь поцеловать меня? — неожиданно спросила Вира и потянулась к нему.
Костя отодвинулся. Глаза девушки потемнели, горячий румянец залил щеки, лицо стало капризным и злым.
— Вот сейчас ты совсем некрасивая. Похожа на белку… И что ты ко мне со своими поцелуями набиваешься? Бываешь ты серьезной хоть одну минуту или нет?
— Ах, серьезненький! — кокетливо воскликнула Вира. — Хочешь, Косточка, чтобы я к тебе по-серьезному подошла? Уж не замуж ли за тебя пойти — за пионервожатого, за будущего учителя? Оклад восемьдесят рублей, бесплатные дрова, даровой керосин и комната с кухней в старом, дырявом доме…
Костя вскочил:
— Ты перестанешь болтать? Хватит надо мной изголяться! Я… я… за это ударить могу!
Вира поняла, что он не шутит:
— Извини. Я не думала, что ты такой чувствительный. — Она поднялась и высоким, чистым голосом запела: — «Цветок душистых прерий, твой взгляд звончей свирели…» — И, потоптавшись на месте маленькими стройными ножками в розовых капроновых чулках и черных лакированных туфлях на каблучках-шпильках, ритмично играя локтями, она лягнула ножкой, боднула головкой и выпорхнула из комнаты.
Костя кинул ей вслед полный ненависти взгляд и потом долго ходил по комнате, стараясь успокоиться.
Наконец он снова сел за стол, расправил скатанную в трубочку бумагу и принялся писать.
«Твое письмо, Надя, навело меня на раздумья. Я представил тебя и Андрея в Москве, и тех ребят нашего выпуска, которые уехали на Дальний Восток, поразмышлял над своей судьбой и еще раз убедился, что дело не в том, где живет человек. Главное — как он понимает свое место в жизни…»
Писал долго, тщательно обдумывая каждую фразу, стараясь найти именно те слова, которые могли бы точнее передать все, что он думает и что он чувствует. Уже на рассвете, сраженный усталостью, он лег на кровать и уснул, забыв погасить свет.