себя "стояк". Правда, - легкомысленно подумал он. Эфемерная реальность. Это была она, не так ли? Спонтанный человеческий интерфейс, необъяснимо сложный, но и убого простой. Синаптические и химические импульсы головного мозга, скрепленные с чьим-то жизненно усвоенным поведением. Это были именно те простые истины, ради которых он жил. Они питали его. Человеческая истина - мое пропитание, подумал он и вспомнил голос, который он слышал. Да, пропитание.

Поцелуй жирной блондинки стал более голодным. А затем…

Уррррр

Ее вырвало прямо в рот писателя.

Блевотина лилась единой мощной струей. Он попробовал все: теплое пиво, наполовину переваренные куски колбасы и тесто пиццы, а также желчь - много желчи. От брезгливости он безмолвно выпучил глаза и его скрючило. Вторая струя, которую она направила прямо ему на колени, была больше и мощней

Писатель свалился со стула.

- Там, - сказала блондинка. - Напиши об этом.

- Ооооо-еее! - заметил бармен. - Это была жесть, да?

Писатель в шоке лежал на спине и мог только стонать, глядя вверх. Тяжелая, горячая пелена блевотины лежала толстым слоем от подбородка до паха; когда он вставал, она, как лава, медленно сочилась вниз по его ногам. Конечно же, он начал, не переставая, отплевываться и наружу вылетели несколько кусочков колбасы и нити крапчатой слизи. Почти слепой он, шатаясь, двинулся к двери.

- Приходи еще... ищущий, - смеялся бармен.

- Надеюсь, тебе понравилась пицца, - сказала жирная блондинка.

Писатель схватил свой чемодан и, спотыкаясь, вышел. Закат в небе истекал кровью до полной темноты, на улице было жарко. От него разило, он был пропитан этим запахом. Он был унижен.

Человеческая истина - мое пропитание? - подумал он. - Господи. Ужасный привкус во рту казалось жужжал, и он все еще чувствовал вкус колбасы.

Затем он снова услышал голос, но не в ушах, а в его голове.

Что это было?

Он встал, как вкопанный, на пустой улице, пропитанный блевотиной.

««—»»

Сила истины? Он пришел сюда в поисках истины, и все, что он получил - было блевотиной. Также он слышит голоса. Отлично, подумал он. Фантастика. Но он должен был найти мотель, чтобы принять душ и переодеться.

Писатель бесцельно забрел на центральную улицу. Магазины были закрыты, дома были темными. Автобусная станция была тоже закрыта, и за время своих блужданий он не нашел ни один мотель.

Затем он увидел церковь.

Она причудливо раскинулась за деревьями, и ее чистые, белые стены отблескивали в ночи. Его подкупило то, что она казалась нормальной. Передние двери были распахнуты, а внутри виднелись свечи.

Он вошел и пересек неф^[15]. Скамьи были пусты. Впереди, за алтарем, задержалась тень, бормоча низким голосом слова, как заклинание.

Это был священник, читающий обряды перед открытым гробом.

- Простите, отче, - сказал писатель. - Мне нужно знать...

Священник обернулся, черные одеяния оттопыривал "стояк". Он был слишком заметен. В гробу лежал труп старой женщины.

- Чево?!

- Я новичок в городе. Здесь есть какие-либо мотели?

- Мотели? Здесь? - огрызнулся священник. - Конечно нет!

Глаза писателя метнулись к открытому гробу.

- Вы случайно не знаете, когда придет следующий автобус?

- Да как ты смеешь приходить сюда сейчас, - возмутился священник. Он резко указал на гроб. - Ты не видишь, моя мать умерла?

- Я сожалею, отче, - выдавил из себя писатель, но подумал, Боже!

Он поспешил обратно. На улице он почувствовал себя странно: не опустевшим, как раньше, а ошалевшим и вышвырнутым. Это город, или это я? Внезапная и обильная вспышка пота сделала его рубашку, залитую рвотой, по ощущениям, как пальто слизи.

Пот был предвестником, как горн…

О нет.

…для голоса:

- ИЩУЩИЙ. ИЩИ!

Кварталом ниже, на углу, светился знак: ПОЛИЦИЯ

Его шаги отзывались в голове, как какой-то нимб, когда он побежал туда. Конечно, полиция будет знать о следующем автобусе. Он толкнул дверь, собираясь что-то сказать, но замер.

Здоровенный полицейский с бакенбардами впился взглядом в него:

- Че те надо, приятель? Я занят.

- Я…- попытался писатель.

Коп действительно был занят. Он стоял позади длинноволосого подростка, который был прикован наручниками к стулу. Шнур и дубинка образовывали жгут, который он затягивал вокруг шеи парня.

- O´кей, панк, - предупредил полицейский. - Больше никакого дерьма. Где их наркотики?

Подросток, конечно же, не мог ответить, даже если бы хотел. Его душили. Раскрытый в панике рот, исказился, лицо раздулось.

- Все еще молчишь, да? - коп сделал еще один оборот жгута.

- Какого черта ты делаешь? - закричал писатель.

- Полицейское дело. Этот парень - наркоторговец, подписано лично им. Вероятно, продает это дерьмо детишкам в детском саду. Ну знаешь, весь этот "крэк" и "PCP"^[16]. Мы должны быть немного жестче; это единственный способ вытрясти что-либо из него.

Немного жестче? Писатель ошеломленно смотрел. Коп закручивал жгут до самого конца, пока шнур не заскрипел. Тело мальчишки напряглось на стуле, а его лицо начало синеть.

- Говори, панкота. Где ваша заначка? Кто ваш посредник?

- Как он может говорить? - выкрикнул логичный вопрос писатель. - Когда твой жгут вокруг его гребаной шеи!

- Катись, приятель. Это дело полиции. - Полицейский остановился и глянул вниз. - Ах, дерьмо, похоже он подох. - Подросток дернулся несколько раз, а затем вяло сполз со стула с мертвым, опухшим лицом.

Безумие, - подумал писатель.

Коп размотал жгут и снял наручники.

- Простой наркоторговец, мы ничего не потеряли. Нет смысла разоряться об этом. - Он дружелюбно взглянул на писателя. - Девчачья ли, или мальчишеская писюлька - все они розовые внутри, верно, приятель? Помоги мне стянуть его штаны, мы можем вдуть ему перед тем как он закоченеет.

Вывеска на стене гласила: Служить и Защищать. Писатель, c колотящимся мозгом, вывалился из участка.

Телефон, промелькнула мысль. Он бросил свой чемодан посреди улицы и вдруг зашатался. Здесь что-то случилось. Надо позвонить кому-нибудь, вызвать помощь. Дома отодвинулись прочь с улицы и выглядели безвредно. Он постучал в первую же дверь.

Мужчина средних лет, ответил:

- Да? Могу я вам помочь, молодой человек?

- Я…- попытался писатель.

Человек был накрашен тенями для век и вишнево-красной помадой. Также он был одет в трусики, подвязки и чулки. Зажимы из нержавейки были "привинчены" к его соскам, раздувая мясистые концы.

- Круто, не так ли?

- А?

Человек спустил гофрированные трусики, обнажив половой член и мошонку, сверкающую булавками. Одна булавка проколола “конец” крайней плоти.

- Ух... круто, да, - ответил писатель.

- Не хотите ли прикоснуться к нему?

- Э-э,