Вадим Панов Симуляция

Одной из главных целей Шестого технологического уклада (примерно 2040–2090 г.г.) является создание биоинженерных технологий, способных настолько увеличить срок жизни человека, что можно будет говорить о достижении физического бессмертия. Проблема в том, что экосистема Земли не рассчитана на существование миллиардов бессмертных, регулярно продуцирующих миллиарды бессмертных.

Больше всех деревьев Лабрович любил клены. Особенно — старые, с толстыми стволами, высокие, спокойные и красивые. А главное — настоящие. Лабрович не был уникален — клены любили все жители владения и потому издали закон «О защите естественности Acer saccharum», который запрещал применение любых генных, трансгенных, молекулярных, клеточных и прочих технологий при уходе за ними. И потому вокруг поляны шумели настоящие клены, поднявшиеся естественным путем, любимые…

«Красавцы… — привычно подумал Лабрович, прикасаясь рукой к стволу ближайшего дерева. — Красавцы…»

Вид кленов приносил в его душу покой, и сейчас, перед важнейшей в жизни встречей, поддержка немых друзей требовалась Лабровичу особенно сильно.

— Надеюсь, все пройдет как надо, — прошептал он и вздрогнул, услышав легчайшее посвистывание двигателей: к поляне плавно, не потревожив ни кроны деревьев, ни даже траву, опустилась прогулочная платформа и зависла в десяти дюймах от земли. И мужчина, в последний раз прикоснувшись к стволу клена, поспешил к опустившемуся трапу.

— Директор Лабрович, — поприветствовал его стоящий на верхней палубе юноша в элегантном черном костюме.

— Владетель Роджер, — склонился в глубоком поклоне Лабрович.

— Расставаясь в прошлый раз, мы договорились, что вы станете называть меня просто Роджером, — напомнил юноша.

Как и тогда, так и сейчас предложение показалось настолько неуместным, что пот с Лабровича покатился градом, нижнее белье промокло, и даже на лбу, несмотря на косметическое нанопокрытие, выступили предательские капельки.

— Я не могу…

— Вы можете, точнее, должны подчиняться любым моим повелениям, — ровно произнес юноша, глядя чуть вперед и вниз, на землю. Его идеально красивое лицо оставалось очень спокойным. Как идеальная маска на идеальной кукле. — Это ваше право и обязанность. Вы понимаете?

— Да… Роджер, — выдавил из себя директор.

Юноша остался доволен.

Когда директор это понял, его едва не стошнило от счастья.

Тем временем платформа поднялась примерно на двести ярдов и медленно поплыла к западу, по диагонали пересекая родной городок Лабровича.

Стояло раннее летнее утро, над озером еще вилась легкая дымка тумана, и директор не мог не залюбоваться прелестным видом райского уголка: главная площадь с древней ратушей и знакомыми с детства лавками, магазинчиками и кафешками, большой школьный комплекс на восточной окраине, прямые тенистые улицы и множество двух- и трехэтажных домов… А вокруг — леса и поля, по которым уже катились робомашины. Сам же город спал, и лишь молочники бесшумно сновали по улицам, оставляя под дверями наполненные бутылки.

И так было по всему миру, по прекрасному, спасенному Гуманитарной Перезагрузкой миру, которому больше не грозило перенаселение и связанные с ним неприятности в виде голода, недостатка воды и других ресурсов. Мир, сбросивший оковы лишних ртов, помолодел и посвежел. Человечество вновь обрело возможность жить в небольших, уютных, комфортных и очень-очень милых поселениях, а не ужасных, переполненных людьми и насилием мегаполисах. Человечество обрело второй шанс и собиралось распорядиться им не так бездарно, как первым.

Маленькие поселения вокруг восстановленной девственной природы и один большой город на территорию — культурный и транспортный центр. И везде — а Лабровичу доводилось и в Европе побывать, и на великолепных тропических пляжах поваляться, — везде он видел мир столь же прекрасным и малолюдным, как дома. Везде царили покой и безмятежность. Войны и тяжелый труд остались в далеком прошлом, роботы и роботизированные производства обеспечивали всем необходимым, а наны и биологически активные вещества позволяли Штарби жить гораздо дольше людей предыдущей версии. Человечество переживало расцвет.

Спасибо мудрости Владетелей.

— Директор, вы удивлены тем, что я за вами залетел? — негромко спросил Роджер.

Лгать не имело смысла, и Лабрович, сглотнув, подтвердил:

— Очень.

— Все дело в том, что мне нравится, иногда, разумеется, наблюдать города, — объяснил юноша. — Они милые, хоть и одинаковые до зубовного скрежета, безусловно, скучные, но сегодня я в настроении на них смотреть. И еще мне нравится, как мягко, с художественным изяществом они вписаны в мир. И не просто вписаны, а по праву являются частью царящей вокруг гармонии.

— Наш мир прекрасен, — машинально произнес Лабрович.

Юноша кивнул.

Его действительно звали Роджером, Роджер Трюдо, и он происходил из наследного рода Владетелей, безусловных повелителей, для которых давно потеряло смысл само понятие «богатство» — им принадлежало все. Владетели не прятались в замках, ну, за исключением нелюдимых по характеру, проводили много времени среди Штарби, однако Лабровичу впервые довелось общаться со столь высоким человеком так близко и так тесно.

«Но с человеком ли?»

Запретная мысль появилась от того, что каждый Владетель, и Роджер не был исключением, был окружен сонмом мельчайших нанороботов, обеспечивающих его безопасность и следящих за тем, чтобы организм драгоценного хозяина оставался в полном здравии. С помощью нанов Владетели могли не только убивать врагов, но долго не дышать, выводить из организма отравляющие вещества и восстанавливать поврежденные ткани. Вот некоторые Штарби и задавались этим глупым вопросом…

Город давно остался позади, и теперь платформа неспешно приближалась к Дурацким горам — безжизненным скалам, расположенным к югу от замка Роджера Трюдо. По правилам безопасности, Симуляции должны были располагаться не менее чем в пятидесяти милях от ближайшего поселения, и это неукоснительно соблюдали даже Владетели, подчеркивая, что законы обязательны для всех.

Лабровичу Дурацкие горы не нравились ни названием, ни обликом — он терпеть не мог голые камни, но три последних месяца директор отсюда не вылезал и постепенно научился чувствовать их скупую красоту, лишенную жизни, но не обаяния. Простые, на первый взгляд, горы на закате превращались в причудливые, запутанные города, полные скал-башен и ущелий-улиц, а их тени, казалось, жили особой жизнью, посмеиваясь над теми, кто не видел в Дурацких горах загадки. А