1.

Поднималась молчаливая заря.

Мрак, оккупировавший город ночью, неохотно отступал, прячась в провалах, разломах, трещинах.

Спасаясь от пронизывающего холода, Сатрэм спешил к Сен-Долор, единственному месту во всей Актории, где он чувствовал себя в безопасности с наступлением утра. Время от времени озирался, – не преследует ли кто? Он хорошо знал, как ненадежна и изменчива стылая предутренняя мгла.

От пробоины в стене полуразрушенного дома, выпустив облако едкого дыма, отъехала машина Акторианской патрульной службы. Увернувшись от света фар, Сатрэм спрятался в ближайшем закоулке.

Он умел оставаться незамеченным.

Он, странное ночное существо, изгой, катаморф.

Сатрэм перебежал на другую сторону улицы, обогнул ограду, скользнул в ворота и вышел на соборную площадь.

Сотканный из мглы и света, отливающего красным там, где сохранились стекла витражей, перед ним возвышался Сен-Долор. Самое грандиозное строение в старой части Актории. Величественное, несмотря на искореженную временем форму. Чистая готика – стрельчатые арки, башни, пинакли, химеры и горгульи по краям контрфорсов, – казалось, это строение существовало всегда, на протяжении всех дней и ночей, до начала дней, до Кольца.

Сатрэм пересек площадь, прошел вдоль западной стены, где на почве, богатой мертвой органикой, густо разросся просвирник, и через потайную дверь проник в западный неф. Возле центральной колонны присел, сунул окоченевшие пальцы под слой мха, нащупал отверстие люка и потянул на себя тяжелый металлический круг. В ноздри ударил тошнотворный запах. Сатрэм сошел вниз на несколько ступеней и осторожно опустил крышку.

Его бил озноб. Прислонившись спиной к стене, он откинул голову назад и затылком почти физически ощутил, как, цепляясь за известковые швы между камнями, ползут вглубь почвы корни растений, стараясь укрепиться в ней как можно прочнее.

Он начал спускаться по винтовой лестнице. От бесчисленных поворотов закружилась голова, зато выпуклые фасеточные глаза отлично видели в темноте.

После того, как Актория вычеркнула его из списков законных обитателей, он устроил здесь что-то вроде норы. Сатрэм не знал, почему в ту ночь оказался именно в катакомбах Сен-Долор, – случайно или сработало что-то вроде инстинкта, ведь ему необходимо было спрятаться, – но здесь, среди древних, но еще очень крепких нормандских стен он чувствовал себя защищенным.

Любые попытки согреться бесполезны. Единственное, чего можно добиться, укрывшись в сыром подземелье, – это перестать ощущать резкие порывы ветра. И все же это не самое плохое место для ночлега.

На площадке перед входом в один из горизонтальных ярусов Сатрэм едва не поскользнулся.

— Вот дерьмо! — ругнулся он.

Из проема хлынула волна ледяного воздуха. Это вспорхнул и заметался, ударяясь крыльями о стены, испуганный микрохироптер.

– Ну, ну, успокойся, Просперо! – устало проговорил Сатрэм, подставляя локоть.

Микрохироптер вцепился коготками в жесткую ткань плаща и что-то проверещал.

– Ладно, ладно, не ворчи, – сказал Сатрэм, почесывая мышь между ушами. – Я ужасно устал, зато кое-что тебе принес. Вот, держи.

Сатрэм порылся в кармане и извлек оттуда крупный перезрелый плод знаменитой атленской сливы. Он разломил его и предложил кусочек Просперо. Микрохироптер схватил фрукт и упорхнул в темноту.

Уходящая ночь – как и все предыдущие – потрачена на поиски пищи. И теперь оставалось только одно: закутаться в плащ, натянув рукава до самых кончиков пальцев, и скорчиться в каком-нибудь углублении.

Он впал в привычное полузабытье.

Переживания по поводу унизительности существования мучили его только в первое время. Постоянное чувство голода свело к нулю остатки человеческого достоинства. Из прежнего дома он перетащил несколько книг, но его зрение сумеречного насекомого, воспринимающее ультрафиолетовые лучи и способные различать колебания света до трехсот герц, слишком плохо различало мелкие детали. В конце концов, подземелье одержало верх. Раздавленный собственным ничтожеством, преодолевая омерзительные импульсы животных потребностей, какое-то время он пытался сохранять прежние привычки и элементарную чистоплотность. Оставаясь в вынужденном заточении, он постепенно утратил почти все чувства, кроме обоняния. Вдыхать зловоние невыносимо, он так и не смог к этому привыкнуть. Смрад, заполнявший ноздри, состоял из запахов экскрементов, собственного пота и одежды, снятой с мертвецов.

Как быстро ему, профессору Акторианского университета, автору многочисленных научных трудов по древним культам и религиям, удалось опуститься до полуживотного состояния! Но пережив первую и самую страшную ночь в катакомбах Сен-Долор, он дождался рассвета и изменил судьбу, став обитателем трущоб, подземного мира, ада, тартара.

Разум его помутился, но он не умер.

Скорчившись в своем углу, Сатрэм припомнил одну из университетских вечеринок, на которой зашел разговор о Кольце, о том, что осталось за его пределами, об иных мирах…

– … Возможно, там, за пределами Кольца все иллюзорно, – рассуждал Сатрэм. – Там ничего нет, одни вибрирующие формы…

Один из коллег перебил его:

– Брось, все это идеалистическая чушь! Не станешь же ты подобно экзальтированным и малообразованным акторианцам, утверждать, что Кольцо – знак высшей милости, оградившей город от мерзостей, творящихся в мире? Как учит их новая религия портенианство: Актория – чистилище, а Кольцо – врата в мир идеальных форм! Чудо-Об-Избранных!

Коллега нарисовал рукой воображаемую идеальную форму.

– Возможно, это и впрямь чудо, – сказал Сатрэм. – Ибо сказано в пророчестве: «И небеса свернутся, как свиток; и все воинство их падет, как спадает увядший лист с лист с виноградной лозы, и как увядший лист – со смоковницы» [1]

– Чепуха! – усмехнулся коллега. – Древние сказки! А я предпочитаю факты! Что мы знаем? Кольцо появилось над Акторией после прохождения вблизи Земли гигантского облака космической пыли. На большой высоте над городом образовалась гигантская фигура в форме тора, состоящая из вязкого темного вещества. Можно предположить, что внутренний шлейф Кольца сформирован из продуктов горения, оставшихся после вторжения в атмосферу некоего