========== В Нарнию проложена дорога ==========

У Питера синяк на щеке и разбита губа. Рабадаш сбил костяшки. У Эдмунда сломан нос. Беллатриса Грейс пытается остановить кровь, пока Люси, уже справившаяся с Питером, воркует над Рабадашем. Сьюзен отчитывает всех троих.

− А где спасибо? – немного грубо спрашивает Эдмунд Питера. Беллатриса дает ему подзатыльник. – Ай! За что?!

− Нечего в драки лезть, – тут же окликается девушка. Рабадаш удивленно смотрит на некогда Королеву Элизабет и спрашивает:

− Нам надо было оставить Питера?

− Я бы и сам справился! – огрызается названный и встает со скамейки. Люси смотрит с сочувствием и участием на всех троих, а Белла хочет дать им уже не подзатыльник, а пощечины.

С того момента, как они все вывалились из шкафа – сначала четверо Пэванси и Грейс – прошло уже около года. Белла прекрасно помнила то подавленное состояние, ту тьму, что поглощала ее с каждым прожитым днем. Ее личное проклятье – вечная память. Не на секунду не исчезали из памяти лица детей, племянников, верных друзей – четы бобров, мистера Тумнуса, грифона Корделия. Она помнила, записывала, другие же просто читали. Их память, не запечатанная магией, истощалась находясь вдали от источника волшебства. Белла же, была самим волшебством. Как она могла забыть?

Явление царевича Рабадаша народу было забавным. В самый последний день, буквально за несколько минут до отъезда пятерых бывших Королей и Королев, он вывалился из шкафа. Когда Сьюзен с тяжелым сердцем произнесла «Пора!», Белла всего лишь на несколько секунд дольше остальных осталась у шкафа. На нее упал Рабадаш. Как выяснилось, он – уже на склоне лет – решил посетить место, где пропало Золотая пятерка. И тогда ему явился Аслан, освещённый лунным и солнечным светом. Великий Лев спросил, желает ли Рабадаш вновь стать молодыми, вновь увидеть свою возлюбленную (тут Сьюзен покраснела), и царевич, откинув все сомнения, воскликнул: «Аслан! Я иду за тобой!». И вот, собственно, они здесь.

И вот, собственно, они все шестеро здесь. В реальном мире. Отрезанные от магии. Все, кроме Беллы, которой еще хватало сил на мелкие чудеса. Алетиометр все так же висит у нее на поясе, но вместо циферблата с магическими символами – обычные часы, показывающие время. Открываешь и смотришь в зеркало. Этакие «зеркальные часы». Белла, за многие годы правления в Нарнии и использования Алетиометра, успела выучить каждое значение. И в тайне надеялась, что превращение компаса именно в часы – что сулило либо смерть, либо изменения – принесет благо, а не зло.

Они сидели на скамейке на платформе железнодорожной станции, а вокруг громоздились чемоданы и свертки. Они возвращались в школу. До этой станции они ехали вместе и здесь должны были сделать пересадку. Через несколько минут один поезд должен был увезти Сьюзен, Люси и Беллу, а еще через полчаса – Эдмунда, Питера и Рабадаша – им предстояло уехать в свою школу. Грейс непременно хихикала, когда вспомнила, как Рабадаш пытался ориентироваться в их мире. Год не был потерян зря – царевич, в чей стране была примерно такая же система обучения, на удивление быстро смирился и разобрался в своем положении. Конечно, пару сложностей было и сейчас, но это было настолько мелочным, что никто не обращал внимание. Кроме, разве что, миссис Пэванси. Было сложно убедить ее оставить мальчика, которого она видела в первый раз, но влияние магии Беллы, виртуозное пудренье мозгов Эдмунда и рассудительность Сьюзен сделали свое дело. Рабадашу присвоили фамилию «Грейс», что, кстати, явно не понравилось Эдмунду.

Пока они еще не разъехались в разные части страны, Нарния казалась им частью каникул. Теперь, когда пришла пора сказать друг другу «до свидания» и расстаться на долгое время, все чувствовали, что волшебство и их правление действительно кончились, и они уже почти в школе. Было не столько грустно, сколько… странно. Столько лет провести рядом с друг другом, рука об руку, зная, что рядом всегда есть любящая и понимающие братья и сестры, а у некоторых еще и супруга – а теперь просто взять и расстаться с ними.

Может, так говорить нельзя, но Белле и Эдмунду пришлось особенно тяжело. Они справились с ужасающим чувством пустоты вместе, шаг за шагом выбираясь из темноты. Сначала Эдмунд тащил рьяно сопротивляющуюся Беллу – девушка все никак не могла простить себе то, что она не прислушалась к совету сына и не уговорила всех остаться во дворце. А если бы она смогла более чутко отнестись к предсказанию алетиометра, то они бы все остались в Нарнии.

Она не смогла, потому и винила себя. Эти мысли сводили ее с ума, выбивали землю из-под ног. Эта темнота и самоуничтожение захватывали Юную Колдунью, плотно обхватывая сознание, проникая под кожу, застилая глаза. В пару ловких ударов Эдмунд Пэванси сломал эту стену. Он протиснулся сквозь мрак, не позволив себе остаться там. Его пальцы сомкнулись на ее запястье и вот она, переплетая их пальцы, сама идет с возлюбленным к свету. Отпустить эту руку – мир разрушится. Беллы точно.

Люси ехала в школу-интернат первый раз. Она крепко стискивала то ремешок своего маленького рюкзака, в который заботливая мама положила сухой паек, то руки сидящей рядом Беллы. Сьюзен же все никак не могла угомонится: ее карие глаза, будь они способны на это, обязательно сожгли бы Питера в яростном огне или заморозили во льдах – настолько быстра была смена от горячей злости до хладнокровия. Потом бы эти стихии обязательно обрушились на головы Эдмунда и Рабадаша.

− Из-за чего сейчас? – спрашивает Сью. Белла улавливает в ее голосе особые нотки, означающие что лекции не будет. Питер стал очень резким в последнее время – примерно после возвращения из Нарнии – удивительным образом злясь и кидаясь на людей, без ведомых на то причин.

− Он меня толкнул. – спокойно отвечает Питер. Беллатриса закатывает глаза.

− И ты его ударил? – недоверчиво спрашивает Люси. Она единственная кто не изменился, все такая же веселая и любящая. Ее рука дергается, и Рабадаш шипит из-за сильного нажатия на «боевое ранение». Казалось, царевич Тархистана был и в других ситуациях, наиболее кровавых и болезненных, но все равно неприятно. Сьюзен меняется с Люси местами, сама начинает аккуратно и бережно заматывать разбитые костяшки Рабадаша. Улыбается. Царевич целует ее в висок, и хорошо, что Эдмунд этого не замечает – едкие комментарии он мог опустить в любое время суток, несмотря на настроение.

Питер, прежде чем ответить, стоя на краю