========== Беллатриса Элизабет Грейс ==========

Я наблюдаю за быстро сменяющимися за окном пейзажами. Это первый раз, когда мне приходится путешествовать на поезде без взрослых. Почти. Не знаю, можно ли назвать взрослыми тринадцатилетнего Питера и двенадцатилетнюю Сьюзен. Усмехаюсь на собственный вопрос. Конечно же нет. Но сейчас уже дети не разделяются на «взрослых» и «малышей». Война сделала нас равными. Стальной характер и резкое понимание - насколько жестока реальность, приняли все: и младшие, и старшие. Что ж, наверное, это даже хорошо. Лучше разочароваться в жизни сейчас, когда твоя жизнь ещё не построена до конца. Однако…

Я опустила взгляд на спящую Люси, которая положила свою голову мне на колени. Ей всего восемь лет, что делает её всего на год младше брата Эдмунда, которому недавно исполнилось девять. В подвергающемся бомбежкам Люфтваффе Лондоне у них не могло быть нормального детства, и миссис Пэванси, их мать, приняла единственное верное решение: отправить детей подальше отсюда, к старому профессору Кёрку. Наверняка так поступила бы любая заботливая мать. Жаль, я не могу знать наверняка, как бы поступила моя мать, ведь её у меня просто-напросто нет.

Наверное, сейчас лучше представиться. Меня зовут Белла. Беллатриса Элизабет Грейс, если будет угодно. Да, вот такое вот имя. Моя мать была близкой подругой миссис Пэванси, так что после смерти родителей её семья взяла меня под опеку. Я никогда не плакала по родителям, потому что не знала их. Мама оставила меня и этот мир, когда мне было около года. Отец ушел ещё раньше, до моего рождения. Так что я имела основание считать своей семьей чету Пэванси, но чувство того, что я другая, меня не оставляло. Я даже не пыталась врать, что я их родной ребёнок. Во-первых, я отличалась внешне. Питер и Люси были обладателями золотисто-каштановых волос, а Эдмунд и Сьюзен были на порядок темнее. Возможно, что-то общее у меня с ними и было, с Сьюзен и Эдмундом, но мои волосы были темнее волос Сьюзен, а глаза имели небывалый серо-голубой оттенок. Кроме того, я отличалась от любой лондонской девочки предпочтением в одежде: я совсем не любила платья и юбки. До войны это часто замечалось, но сейчас это мало кого волновало.

Я хорошо шью и вяжу, это и помогло мне одеваться по-своему. Мне отдают старые штаны Эдмунда и Питера (или покупают самые маленькие по размерам). Я их особым образом ушиваю и ношу сама. Старым платьям отрезаю рукава, укорачиваю, и у меня получается что-то наподобие туники. Конечно, мне покупают хорошие туники, но в такие времена нужно экономить, так что никто не возражает.

Я прислонилась к холодному окну лбом, аккуратно, пытаясь не потревожить Люси. Она слегка покрутилась, но не проснулась. Эдмунд тоже спал, а Сьюзен и Питер что-то обсуждали. Им будет сложнее остальных, ведь на них теперь забота о младших брате и сестре. Что касается меня, то мне хорошо известно положение дел. Мы не скоро вернёмся домой.

«Если вообще вернёмся», — напомнил внутренний голос. И если от дома что-то останется.

========== Главное - не унывать ==========

Приехали мы после обеда следующего дня. Нас высадили на какой-то одинокой станции. Эдмунд не удержался от едкого комментария, и Питер приказал ему держать язык за зубами. Нарастающую перепалку прервала подъехавшая повозка, запряженная белой лошадью. Лошадь понравилась, а вот женщина, которая сидела на козлах, не совсем.

— М-миссис Макриди? — робко спросил Питер.

Женщина окинула нас оценивающим, но не совсем дружелюбным, стоит заметить, взглядом, после чего ответила слегка скрипучим и сварливым голосом:

— Боюсь, что да.

Она мне определённо не нравится.

Я усмехнулась. Макриди этого не заметила, но Сьюзен неодобрительно посмотрела на меня. Я еле-еле сумела подавить смех.

Всю дорогу Люси вертелась, стараясь рассмотреть места, которые мы проезжали. Наивный ребёнок. Такой невинный и чистый. Незнающий, что такое горе, так что пусть радуется, пока может. Скоро холодная реальность обрушится на неё в полной мере. И этого никак нельзя избежать, но можно отсрочить. Похоже, у Сьюзен и Питера были аналогичные планы.

Профессор был приятным человеком, чего не скажешь о той же Макриди. Как только дети перешагнули порог дома, тут же от неё посыпались всякие правила, в стиле «нельзя, нельзя, нельзя». Нудно, очень нудно. Вследствие этого мы с энтузиазмом приняли предложение Питера пойти осмотреть дом.

Что не говори, а дом был огромен. Создавалось ощущение, что он просто бесконечен: множество дверей, ведущих в спальни для гостей, и коридоров. Конечно же они были пустыми. Вскоре мы попали в очень длинную комнату, стены которой были сплошь увешаны картинами, а вдоль стен стояли рыцарские доспехи. Они вызвали большое любопытство у Эдмунда, которое тут же погасло, стоило только Сьюзен начать разглагольствовать на тему истории.

— Не умничай, — рявкнул Эд и направился в следующую комнату.

Эта комната была с зелёными портьерами, и в углу неё мы увидели арфу.

— Красивая, — выдохнула Люси.

Она подошла к ней и пальчиками прошлась по струнам. Арфа издала звук, сравнимый со звоном колокольчиков. Я подошла к Люси и слегка приобняла её. Для этого мне пришлось присесть на корточки, что было бы крайне неудобно в платье. Я мысленно поблагодарила Эдмунда за то, что он напомнил мне переодеться в поезде.

— Что случилось, малышка? — ласково спросила я, уткнувшись в мягкие волосы девочки. Люси обернулась ко мне.

— Я скучаю по дому, — призналась Люси, — ещё хочется, чтобы Эдмунд снова улыбался, а Питер с Сьюзен прекратили с ним ссориться.

Я улыбнулась и заглянула в её прекрасные серо-голубые глазки.

— Всё будет хорошо, — пообещала я, хотя верилось в это с трудом. — Я более чем уверенна: скоро твой брат станет прежним.

Люси улыбнулась милой искренней улыбкой. Такой могут улыбаться только дети.

— Белла, Люси, идите сюда! — донёсся голос Сьюзен из другой комнаты.

Выпрямившись во весь рост, я взяла Люси за руку, и мы пошли к остальным.

Мы с Люси спустились на три ступеньки, потом поднялись ещё на пять и оказались рядом с остальными. Небольшой зал с дверью, ведущей на балкон. Потом шла анфилада комнат, где стены были уставлены шкафами, нагруженными старыми, нет, старинными книгами в тяжелых кожаных переплетах. А в последней комнате был только один платяной шкаф. Большого внимания он