Шатенка молчала, и в этот момент, наверное, можно было сказать, что она слегка напугана. Нет, Аллата боялась не за себя, а за сына. Беглый взгляд по окнам: Джеймса не видно. Наверное, сидит в своей комнате и играет. Не подозревает о том, что происходит снаружи. Тело Аллаты задрожало мелкой дрожью, когда Бенни обнял её лицо ладонями и, заглянув в её глаза, которые сейчас освещались солнечным светом, медленно и с опаской поцеловал нежно-розовые губы. Ни о каком ответе на поцелуй речи не шло, но разве могло быть по-другому? Аллата неуверенно, чуть заметно выдохнула в губы его собственное имя и поддалась вперёд.
— Бенни, — вновь выдыхает она. Вампир отстраняется так же медленно, с удовольствием наблюдая за реакцией Милиссон. Её глаза подёрнуты мутной пеленой, в уголках глаз собрались слезы. Аллата порывисто выдыхает, стараясь сглотнуть комок в горле.
— Ну-ну, Лат, — с усмешкой шепчет вампир, прижимая вампиршу к себе. Она прячет лицо у него на груди. — Я вернулся не затем, чтобы заставлять тебя плакать. Вампиры не должны плакать. — напоминает Бенни, большим пальцем стирая хрустальные слёзы. Девушка лишь ещё громче начинает плакать, уткнувшись лицом в грудь вампира. — Ты же сильная, я знаю.
— Я вовсе не сильная.
— Ты сильная. Ведь тебя воспитал я.
Губы Аллаты растягиваются в какой-то жалкой пародии улыбки. Бенни надёжно поддерживал Лат за талию, удерживая от падения. Если бы не его руки, Аллата бы не устояла на дрожащих ослабевших ногах.
— Я люблю тебя, — шепчет Лафит, нежно прикасаясь губам к её волосам. — Люблю. Родная.
Аллата смеётся и тянет его за собой в дом — надо познакомить с сыном.