Так возник проект «Сфера». Нас поддержали не только ученые, но и писатели, художники, музыканты, врачи… Одним словом, люди, чье слово имеет вес в их стране и в мире. Правительствам ведущих стран мира было поставлено условие, что если проект начнут растаскивать по кускам и чуланам, если хоть одно государство попытается использовать открытие в военных целях или скроет новые научные данные, проект будет немедленно закрыт, а те, кто участвовал в нем или поддерживал его, найдут способ ответить правительствам.

Вплоть до прекращения работы над основными научными проектами.

— Утопия, — сказал Стас. — Детский сад. Этого никогда не будет. Ученые никогда не бросят науку. Государства никогда не договорятся. Даже если и сделают вид, то очень скоро все развалится. Ни одна страна мира, будь у нее такая возможность, не упустит шанс завладеть новейшей технологией, которую можно использовать в военных целях.

— Да, Стас, мы это понимаем, — сказал Олег. — Но скажи: ты мне веришь?

— Тебе — да. Твоим компаньонам — нет.

— Почему?

— Паниковский не обязан всему верить.

— Но ты веришь мне.

— Да.

— Так я заявляю, что этим людям можно верить. Я им верю. Не все из них получили Нобелевские премии, но все они честные люди. Стас, у них есть совесть, и она очень часто болит. Ты готов был помочь пришельцам научиться перемещаться во времени и пространстве. Так, может, и твоей цивилизации не мешало бы это уметь? Или ты уверен, что из других миров никто не придет к нам со своим законом?

— Вот видишь, как быстро ты сам вернулся к войне, — сказал Стас.

— Я не вернулся к войне, — сказал Олег. — Просто я не исключаю, что однажды кто-то может прийти к нам с тем, чтобы завоевать эту крохотную планету.

Человечество засиделось в колыбели. Ему пора к звездам. Секретность тормозит прогресс. Нужно менять обычаи. Пора объединяться. Хотя бы на таком уровне.

Егоров задумался. Идея была очень красивой, и в нее очень хотелось поверить.

Ведь не может же вечно продолжаться борьба друг с другом, борьба за выживание.

Может, поэтому другие цивилизации и не спешат вступать с нами в контакт?

Может, поэтому Гиппарх и хотел забрать книгу? Может, он и Зелловес заодно, прав был Лютиков, но только агрессора они видят в нас? Они боятся, что, получи мы эти знания, наши корабли повезут через звезды не исследователей, а завоевателей. И их можно понять. На протяжении всей истории мы только и делаем, что уничтожаем друг друга. Вакцины против смертельных болезней держатся в секрете, чтобы вирусы использовать в качестве оружия. А люди умирают от этих болезней. Водородный двигатель, созданный в середине двадцатого века, держится в сейфе, для того чтобы кто-то зарабатывал на продаже нефти, и неважно, что мы отравляем свой воздух, свою планету. Точно так же и новые ракетные двигатели наверняка в первую очередь будут использовать не для полета к звездам, а для доставки боеголовок. И кто мне докажет, что, придумав новый способ перемещения в пространстве, человечество не переместит смерть в любую часть вселенной? Может, нас поэтому и держат, словно в колодце, всякий раз сталкивая вниз, как только мы поднимемся на новую ступень, в ожидании, когда мы наконец уничтожим сами себя и дадим вселенной жить спокойно. И, казалось бы, самый простой способ — это самим уничтожить нас, чтобы не было больше проблемы, но они не делают этого.

Очевидно, у них так не принято. Да как узнать, что у них принято? Может, Олег прав? Главное — научиться. Честно говоря, с трудом верится, что только наша цивилизация во вселенной годится в завоеватели.

— Интересно, сколько может быть обитаемых миров во вселенной? — спросил Вовка, нарушив общее молчание.

— Количество звезд только в нашей галактике превышает сто миллиардов, — ответил Олег. — Если хотя бы у одной из миллиарда звезд есть разумная жизнь, то в нашей галактике их как минимум сто. А сколько галактик во вселенной мы пока что не знаем.

— Галактика — от греческого «галактикос», — как бы между прочим и все еще в задумчивости добавил Стас, — что означает молочный.

— Возможно, поэтому нашей галактике дали имя Млечного Пути. Ее размеры шестьсот двенадцать тысяч парсеков.

— Парсек это сколько? — спросил Вовка.

— В тысячу раз больше, чем до фига, — ответил Стас.

— Один парсек, — сказал Олег, — три целых двести шестьдесят три тысячных светового года. Почти тридцать одна тысяча миллиардов километров.

— А сколько до Сириуса?

— Двести шестьдесят семь парсек, восемь целых семьдесят один сотых световых года, восемьдесят две тысячи миллиардов километров.

— Вот уж, действительно, ужас охватывает, — сказал Вовка. — Как представлю себе возможные размеры вселенной… чувствую себя меньше атома. Только наша галактика в световых годах получается… почти два миллиона… а на рубли вообще переводить страшно.

— Боюсь, Владимир, что вы даже не в состоянии предположить, каковы размеры вселенной. Никто на Земле не может, потому что не имеет представления о таких расстояниях.

— Забирай, — спокойно сказал Стас.

— Что? — растерянно переспросил Олег.

— Забирай книгу, — повторил Стас.

Вовка замер с чашкой в руке. Он не сводил глаз со Стаса. Олег был внутренне рад решению друга, но все равно задал вопрос.

— Стас, ты уверен в том, что действительно хочешь отдать мне книгу Бруно?

— Абсолютно уверен, — ответил Стас и, посмотрев в Вовкины глаза, полные не то обиды, не то разочарования, добавил: — Все равно отнимут. Не свои земляне, так прилетит какая-нибудь гадость. Можно ее, конечно, еще сжечь.

Но я этого сделать не смогу. И другому не дам. Это как с котенком: отдам в хорошие руки.

Они еще с полчаса пили кофе. Стас был рад встретить старого друга, которому он с детства верил больше, чем себе. Олег был рад не меньше.

Сразу после института Алексеев попал в закрытую лабораторию, и возможности встретиться со школьными друзьями у него практически не было. Работа, работа, работа. Когда задуманное получается, работа превращается в наркотик.

Очень скоро ты понимаешь, что не можешь без нее существовать. Алексеев знал намного больше, чем мог себе представить обыватель. Непонятные явления, катастрофы, которые правительства выдавали за стихийные бедствия. Правда порой была ужасной. Но он не мог рассказать об этом даже самым близким людям. Он не имел права.

— Я не для декорации сказал о том, что хотел бы видеть тебя в своей организации, — сказал Олег, когда они со Стасом прощались в прихожей.

— И в качестве кого ты меня видишь? — улыбнувшись, спросил Стас. — Я атомы расщеплять не умею. На глазок вряд ли определю спектр