— Да.

Попытка. И новый ответ:

— Пока нет.

— Глупо так путешествовать.

— Да, — согласился Мэтью.

Воин с фонарем заговорил со своим соплеменником на родном языке. Диалект оказался удивительно певучим и красивым, хотя Мэтью не понял ни слова. По окончании разговора ему протянули что-то и предложили это съесть.

Кукурузный хлеб, — понял Мэтью, принимая угощение.

— Я видел вас. У… у Бэкеттов.

— Не меня. Двух других. Мы приходим не только за хлебом. В этот период мы приходим, чтобы убедиться, что Джоэль и Элла в безопасности. — Он снова обратился к своим соплеменникам.

Кто-то тем временем покачал перед Мэтью чем-то похожим на мочевой пузырь свиньи, из которой сделали бурдюк. Возможно, в другой раз Мэтью отказался бы, но сейчас с удовольствием попробовал индейское пиво — и неважно, во что его налили. Напиток буквально опалил горло, на глазах выступили слезы. Мэтью попробовал сделать второй глоток, но он выше таким же обжигающим, как первый. И это было… чертовски хорошо.

— Что… что вы здесь делаете? — спросил Мэтью. Пиво, как ни странно, помогло его ногам окрепнуть.

— Видели, как ты уходил вчера на рассвете. Если б тебе удалось вернуться, это было бы… как это сказать по-английски? — Он замялся, подбирая правильное слово. — Любопытно.

У Мэтью забрали пиво.

— Но мы не стали идти за тобой слишком далеко. Так путешествовать — глупо.

— Я искренне с вами согласен, сэр. Спасибо за спасение наших жизней — моей и Сьюви. — Мэтью почувствовал, что скоро потеряет сознание, но старался держаться. — Вы говорили… «в этот период». Что вы имеете в виду?

— Время луны, — сказал воин, для наглядности указав на желтый диск в небе. — Они бродят во время полной луны. Таков их… как вы это называете? Часовой механизм?

— Эээ… цикл?

— Да. Это слово.

Мэтью устало вздохнул. Индеец снова обратился к нему:

— Уходи отсюда. Мы пройдемся с тобой. Лошадь должна отдохнуть.

— И далеко придется идти?

— Недалеко. До рассвета.

Мэтью кивнул. Он не совсем понимал индейцев, но решил, что к рассвету точно доберется до таверны Бэкеттов.

— Еще одно слово, — сказал индеец. — Как это говорится? Совет? Джоэль и Элла не должны узнать. Мы приглядываем за ними. У них хорошая жизнь.

— Да, — ответил Мэтью, — так и есть.

Он знал, что не скажет ни слова ни Бэкеттам, ни даже Хадсону Грейтхаузу. Тот либо рассмеется ему прямо в лицо, либо сразу отвезет в Бедлам. Нет, лучше придумать что-то о десяти фунтах… впрочем, придется ведь заплатить за два потерянных пистолета, так что сумма выйдет меньше.

В любом случае, проще сказать, что он отвез письмо королю Сиама, чем…

… чем Валлоку Боденкиру — кем бы это существо ни было. Мэтью сомневался, что когда-либо снова увидит Карлиса фон Айссена, но если это произойдет… сообщение доставлено, сэр — вот и все, что он может ему сказать. Разве что поблагодарить за выбор агентства «Герральд»? А дальше пнуть его прочь, чтобы убирался восвояси.

Мэтью надеялся забыть эту ночь, решить, что она — всего лишь кошмарный сон, но вряд ли ему это удастся. Хотя он готов был приложить все силы, чтобы стереть все ее события из своей памяти — даже если для этого придется влить в себя семнадцать бутылок вина и съесть целую индюшку.

Никто не должен знать.

Никогда.

Но… что насчет тех людей в лесу? Неужто они все — безумцы?

Да. Стоило на этом и остановиться.

Далеко в лесу снова раздался вой, но он отличался от прежнего. В нем не было жестокости, гнева, ярости или гнета давней войны. Певучесть этого воя — странная мелодия ночной симфонии — даже можно было назвать красивой.

— Они поют, — сказал индейский воин. — Интересно, почему.

Мэтью лишь слабо улыбнулся.

Он посмотрел, как земля освещается лунным светом. Он представил, как Грейтхауз называет его глистой и слабаком. Но сейчас Мэтью казалось, что в нем заключена огромная сила. Большая, чем Грейтхауз мог представить.

Мэтью знал, что докажет это рано или поздно.

Он взял Сьюви под уздцы, и они в компании индейцев направились к рассвету.