не могла об этом думать. Не упасть, не упасть, твердила она, чувствуя, как дрожат ноги.

— Разумеется, — кивнул второй гость. — Как сочтешь нужным.

Отец опустил руки и посмотрел на Эрика совершенно сумасшедшим взглядом, в котором теперь горела надежда. Страшная, неестественная, неправильная надежда. Эрик ободряюще улыбнулся и придвинул к нему груду денег и документов. Отец смотрел то на бумаги, то на своего гостя, и Брюн видела, что он не может понять, что происходит.

— Ваш проигрыш за вчерашний вечер и за сегодняшний, — объяснил Эрик. — Вы рискнули самым дорогим, я думаю, слишком жестоко отбирать у вас все.

— Лошади, — напомнил Альберт. — Они мне очень нравятся.

— Разумеется, — глухо проговорил отец. — Лошади ваши. И эта кобылка тоже.

Брюн все-таки упала на ковер. Не удержалась.

1.1

Брюн снилось, что ее сжимает в объятиях огромная белая змея. Она чувствовала прикосновение прохладной чешуи, тяжесть гибкого змеиного тела и понимала, что умирает. Отец проиграл ее в карты, никто не заступился и не помог. Младшая дочь в многочисленном семействе, кому до нее есть дело?

Сиденье тряхнуло, и Брюн очнулась. Нет, она не умерла: мать и служанки молниеносно собрали ее вещи, пока гости отца оформляли документы — и вот Брюн уже едет куда-то в семейном экипаже. За окошком маячили серые сумерки, туманные лесные стволы — то ли вечер, то ли утро, кто разберет?

— Я не должна плакать, — вновь и вновь повторяла Брюн. — Я Брюнхилд Шульц, я смелая, я все выдержу…

Чем, в конце концов, это отличается от замужества? Младших дочерей выдают замуж за тех, кого они в первый раз увидят только в день свадьбы — вот и ее забрали люди, которых она увидела впервые. И наверняка они будут делать с ней то, что мужу положено делать с женой. Воспитание девочек на хаомийском востоке было не настолько пуританским, как в центральных и северных округах, и Брюн даже знала, откуда появляются дети.

От отвращения ее передернуло. Брюн почувствовала, как к щекам прилила кровь: ей стало невероятно стыдно, до боли в груди. Она стала вещью, которую сперва проиграли, а теперь везут неизвестно куда, и она ничего не сможет с этим поделать.

— Ты спасла нас, — прозвучал в голове голос матери, наскоро поцеловавшей дочь в щеку. Сестры стояли на ступеньках и дружно рыдали, но Брюн понимала, что это всего лишь действия напоказ. Они-то все оставались дома…

Экипаж поехал быстрее, и в нем, кажется, стало светлее. Брюн выглянула в окно: лошади въезжали в широко распахнутые ворота, а прямо перед ними раскинулся самый настоящий дворец. Дорога, ведущая к нему, была ярко освещена новомодными электрическими фонарями, почти во всех высоких окнах здания горел свет, и Брюн на мгновение замерла от удивленного восторга. Здесь было красиво. Очень красиво.

Экипаж остановился у парадного подъезда, и вскоре Брюн услышала шаги и невольно съежилась, стараясь занимать как можно меньше места. Дверь экипажа открылась, и девушка увидела Эрика — он протянул ей руку и сказал:

— Добро пожаловать в Геренхаус, Брюн.

Рука была теплой, но прикосновение к ней пробудило в памяти сон о змее, и Брюн невольно поежилась. Эрик усмехнулся и мягко, но не оставляя возможности для сопротивления, повлек ее к дверям.

— Что вы собираетесь со мной делать? — негромко проговорила Брюн. Она всеми силами старалась скрывать свой страх, но он все равно пробивался в ее голосе, и Эрик это услышал.

— А что мужчина может делать с женщиной? — ответил он вопросом на вопрос, и, когда лицо Брюн снова вспыхнуло румянцем, примирительно произнес: — Не стоит так дрожать, ничего страшного с вами не случится.

— Я могу вам верить?

Эрик снова пожал плечами.

— Полагаю, у вас все равно нет выбора.

Они вошли в здание и около четверти часа шли по коридорам и лестницам, то выходя в просторные, богато украшенные и ярко освещенные залы, то минуя какие-то крошечные проходные комнатушки. Брюн пыталась запомнить дорогу, но после того, как они вошли в очередной зал с батальными полотнами на стенах, поняла, что не сможет покинуть это место без посторонней помощи.

Наконец, дорога закончилась: Эрик ввел Брюн в комнату, которая, судя по обстановке, служила одновременно кабинетом и спальней. Часть комнаты занимали большой книжный шкаф, доверху набитый разномастыми томами, и письменный стол, заваленный бумагами и какими-то коробками. Брюн скользнула испуганным взглядом по непонятным черным значкам на их боках и посмотрела туда, где белела заботливо разобранная слугами кровать.

Ей стало страшно до тошноты.

— Тут я и живу, — за ее спиной зашелестел темный шелк плаща: змея медленно двигалась к своей добыче. — И какое-то время будете жить вы.

— Какое-то время? — переспросила Брюн. Эрик обошел ее, сбросил плащ на ковер. Брюн увидела, что в этом человеке нет ничего змеиного: просто высокий мужчина, чуть полнее, чем принято у дворян Хаомы, имеющих привычку следить за модой.

— Змей, — прошептала Брюн. Эрик проследил за направлением ее взгляда — она смотрела на дверцу шкафа, украшенную золотым рисунком — и ответил:

— Когда-то, еще до появления людей, миром правил Великий Белый Змей. Мы, Эверхарты, его прямые потомки, в нас его сила и власть. А это наш фамильный герб. Нравится?

В дверь постучали, и в комнату вошел слуга с чемоданом Брюн. «Как странно, — подумала она, обернувшись на него, — вся моя жизнь, прошлая и будущая, уместилась в этот маленький чемоданчик».

Она закусила губу, чтоб не разрыдаться от обиды.

— Вещи миледи, господин Эрик, — подчеркнуто чопорно объяснил слуга. Эрик кивнул и, когда слуга вышел, указал на неприметную дверь в конце комнаты.

— Приведите себя в порядок, Брюн. Потом будем отдыхать с дороги, и я объясню вам ваше положение.

Брюн ожидала, что Эрик хотя бы отвернется из деликатности, когда она начнет искать вещи в чемодане, но, судя по всему, деликатность была несвойственна господину Эверхарту. Он подошел к столу и, открыв одну из коробок, принялся изучать ее содержимое, периодически бросая в сторону Брюн заинтересованные взгляды.

Так змея смотрит из травы на птичку или мышонка.

Матушка явно не задумалась о том, чтобы Брюн выглядела прилично. Всего два платья, одно совсем простенькое, почти затрапез. Хорошо хоть белья было в достатке! Разглядывая лежащее в чемодане, Брюн вдруг ощутила, как в ней растет дух сопротивления. Затрапез так затрапез.

За дверью, как и следовало ожидать, находилась ванная комната. Брюн быстро привела себя в порядок и переоделась, невольно радуясь тому, что на платье шнуровка впереди, и его можно надеть без помощи горничной. Она