меня кое-каким охотничьим штучкам.

Он на секунду задумывается.

— Ты уже и так лучше любого из людей знаешь, как это делается. Ты научилась разводить огонь, расставлять ловушку, искать след… — Рáхош продолжает размышлять. — Ты могла бы научиться вести себя потише.

Я стою и пялюсь на него, моргая глазами. Да что за херню он только что ляпнул?

Кажется, он понял, что облажался. Он оглядывается на меня и, увидев выражение моего лица, тут же поправляет сказанное.

— Нет, ничего такого, — с угрюмым видом он заглаживает провинность. — Хотя ты могла бы и этому научиться. Я хотел сказать, что могу научить тебя не шуметь, когда ты идешь по следу. У тебя шаги слишком шумные.

Я похлопываю его по руке.

— Это наш медовый месяц, поэтому я притворюсь, что ты меня только что не оскорбил, потому что я люблю тебя и знаю, что ты любишь меня. Не сомневаюсь, что ты придумаешь что-нибудь потрясающее, чему научить меня, и еще мы друг с другом будем обмениваться опытом, — я ухмыляюсь ему, глядя на него снизу вверх. — И у нас будет много-много невероятно грязного секса, потому что это наш медовый месяц, и это именно то, что у тебя так получается.

Его рога снова заливает румянец.

Часть 2

РÁХОШ

Я все недоумеваю, каким это образом мне так повезло в выборе пары моего кхая. Когда я впервые увидел людей, то подумал, что все они кожа да кости и болезненно бледные, а Лиз была самой крикливой и упрямой из всех. Я понял, что она моя, в тот самый момент, когда стал резонировать, но по-настоящему так и не осознавал, что именно это значит, до тех пор, пока меня не изгнали, а Лиз бросилась меня защищать. Она пыталась самостоятельно разобраться со всем племенем и портила им жизнь, заставив чувствовать себя ничтожными, чтобы они знали, что все они ошибаются в том, что изгнали меня. Даже сейчас она заполнила свою сумку вещами, которые нам не нужны, поскольку таким образом она может устроить молчаливый протест.

Лиз, конечно, очень шумная. И бледная. И тощая.

Но она сильная, изящная и такая прекрасная. У нее нет каких-либо границ в поцелуях, смотрит на меня с нескрываемой похотью во взгляде и абсолютно мне предана, мне одному.

Я вообще не рассчитывал, что когда-либо в своей жизни смогу испытать счастье иметь пару. Я уродлив, весь покрыт шрамами и молчаливый. Но каждый прожитый день с Лиз — это подарок, и каждый раз, когда я смотрю на нее, меня наполняет болезненно глубокая радость и страстное желание. Она своими стройными ручками захватила мое зачахшее сердце, и остаток своих дней я хочу посвятить тому, чтобы она понимала, насколько бесценна она для меня. Как сильно я ее «люблю», хотя на моем языке это человеческое слово кажется каким-то странным, оно много значит для Лиз.

Я сразу понял, что она мечтает об этой «медовой луне». Она говорила об этом вчера после того, как мы прибыли в пещеры, и снова заговорила об этом прошлой ночью в наших шкурах.

Путешествие, но исключительно ради любви и укрепления уз недавно спарившейся пары.

Я хорош в охоте. Я хорош в отслеживании. Искусен с копьем и в изготовлении оружия. Я неплох в ловле с использованием сетей и быстро бегаю… но не имею ни малейшего понятия, как одаривать пару «романтикой». Не имею ни малейшего понятия, что «еще» нужно делать, чтобы выразить ей свое счастье.

Не имею даже ни малейшего понятия, с чего начать.

Пока мы идем, Лиз держит меня за руку, без умолку болтает о Джорджи и целителе, и комплекте вождя, рождение которого Джорджи придётся ждать еще много, много лун. Мне следовало бы слушать ее разговоры, но вместо этого мне вспоминается беседа, которая этим утром, пока моя пара еще спала, у меня состоялась с Зэннеком.

Я сидел у костра, пришивая сапожкам Лиз более толстые подошвы, чтобы ее ножки не настолько мерзли от снегов. Было очень рано, но я никак не мог спокойно спать. Нас уложили спать вместе с остальными охотниками, и, хотя Лиз это не беспокоило, спать рядом со всеми и просто обнимать ее было выше моих сил. Не после того, как она прижалась своим телом к моему и издавала восхитительные вздохи в то время, как двигалась поближе ко мне.

Чересчур затуманило мой разум.

Так что, вместо того, чтобы спать, я работал над ее сапожками, а Зэннек подошел к костру и присел рядом со мной. Он выглядел… счастливым. Его шея была покрыта темно-синими кровоподтеками, и я не мог не обратить на них внимание.

— В тебя что, кто-то зубами вцепился?

Он приходит в недоумение, а когда я жестом руки указываю на его шею, его улыбка преобразовывается в медленную, излучающую полную удовлетворенность.

— Моя пара.

Ах, да! Свирепая Мар-ленн. Я слышал, что из всех женщин она самая решительная, и она, похоже, полна желания управлять Зэннеком и его членом. Не сомневаюсь, что он бы точно знал, что делать во время медовой луны. Зэннек такой же молчаливый, как и я, однако, я молчалив потому, что я уродливый одиночка и чувствую себя неловко, а Зэннек молчалив просто по своему характеру. Я заметил, что с тех пор, как он обрел пару, это не изменилось. По своей сути Мар-ленн такая же, как и он, и держится в стороне от остальных. Им не нужен никто, кроме друг друга.

Я завидую этой безмятежности.

И все же Зэннек — самый правильный парень, кого расспросить.

— Моя пара хочет, чтобы наш следующий охотничий поход я наполнил для нее романтикой, — говорю ему, чувствуя себя при этом полным идиотом. Я проталкиваю шило сквозь кожу сапожка Лиз, надеясь, что Зэннек не заметит, как мне не по себе. — Я готов выслушать любые предложения.

От веселья его губы складываются в ухмылку.

— Ты спрашиваешь меня, как тебе обхаживать свою пару?

— Я знаю, как ее обхаживать, — огрызаюсь я. — Я спрашиваю тебя о новых идеях. О чем-то таком, чем ее удивить. О чем-то таком, что нравится людям, о чем я даже не задумывался.

Зэннек смотрит на меня задумчивым взглядом, тогда как я с силой протыкаю сапожок, который держу в руках.

— Понятно. А меня ты спрашиваешь, потому что Мар-ленн не стесняется таких вещей. — Когда я киваю головой, он, потирая челюсть, принимается серьезно размышлять. — Самый легкий способ, что можно сделать, — это ублажить женщину, но ты и сам это знаешь.

— Да, конечно, — я делаю стежки уже поспокойней. — До Лиз у меня никогда не было пары. Я… хочу сделать ее счастливой.

Внешне я безобразен и стал изгоем, и понятия