Медсестрам нужна лицензия на занятия медицинской деятельностью в каждой новой стране. Она перестала работать медсестрой, когда тебе исполнилось семь лет и ваша семья уехала из Ирландии. Понятно? Хочешь иметь братьев или сестер?

— Почему бы нет? Пусть у меня будет брат.

Было в этом что-то опьяняющее. Мне хотелось смеяться, я словно получила какую-то безумную свободу. Передо мной простирались безграничные возможности, родственники, страны — я могла выбрать все, что пожелаю. Я могла вырасти во дворце в Бутане, иметь семнадцать братьев и сестер плюс личного шофера. Я засунула в рот еще одно печенье, чтобы Фрэнк не увидел мою улыбку и не подумал, что я несерьезно отношусь к будущей работе.

— Что твоей душеньке угодно. Он на шесть лет младше тебя и остался в Канаде с родителями. Как его зовут?

— Стивен.

Воображаемый брат. В детстве у меня было богатое воображение.

— Какие у тебя с ним отношения? Как он выглядит? Думай быстрее! — сказал Фрэнк, когда я набрала полную грудь воздуха.

— Он симпатичный засранец. Обожает футбол. Постоянно цапается с родителями, потому что ему пятнадцать, но все еще откровенничает со мной…

Лучи солнца на обшарпанной столешнице. От Фрэнка пахнет чистой кожей и мылом. Он замечательный учитель — я бы даже сказала, непревзойденный. Черная шариковая ручка скользит по листу бумаги, записывая географические названия и события. Лекси Мэдисон появляется на свет из ничего, словно моментальный фотоснимок. Она как будто слетает с листа и повисает в воздухе подобно колечкам дыма — девушка с моим лицом и жизнью из полузабытых снов. Когда у тебя появился первый бойфренд? Где вы жили? Как его звали? Кто кого бросил? Почему?

Фрэнк нашел пепельницу, поставил на стол и, вытащив из кармана пачку сигарет, предложил мне закурить. Когда полоски солнца соскользнули со стола на пол, а небо за окном начало постепенно темнеть, он крутанулся в кресле, взял с полки бутылку виски и плеснул в чашки с кофе.

— Мы заслужили это, — сказал он. — Будем здоровы!

Мы сделали Лекси особо неутомимой, умной и образованной, хорошей и милой и вместе с тем этакой перелетной пташкой, не умеющей подолгу жить на одном месте, немножко наивной, чуточку неосторожной, готовой открыто ответить на любой вопрос, причем ответить сразу, не раздумывая.

— Она наживка, — откровенно признался Фрэнк. — Она обязана стать настоящей наживкой, чтобы на нее клюнули наркодилеры. Нужно, чтобы она была в меру наивной, чтобы эти подонки не увидели в ней угрозы для себя, и в меру респектабельной, чтобы показаться им полезной, а также в меру независимой, чтобы не удивлялись, почему ей захотелось иметь с ними дело.

К тому времени когда мы закончили, было уже совсем темно.

— Славно поработали, — произнес Фрэнк, складывая в несколько раз листок с моей будущей биографией и протягивая его мне. — Через десять дней начинаются подготовительные курсы детективов, я тебя туда запишу. Когда вернешься, мы с тобой снова немного поработаем, а в октябре, когда в Дублинском университете начнутся занятия, сядешь на студенческую скамью.

Он снял кожаную куртку, повешенную на угол полки, выключил свет и закрыл за нами дверь. Я шагала к автобусной остановке. Голова шла кругом. Я словно парила, окрыленная каким-то сказочным чувством, ощущая причастность к тайне, к совершенно новому миру, а в кармане похрустывал листок, на котором была записана вся моя новая жизнь. Как, однако, все быстро и удивительно просто.

В мои намерения не входит вдаваться в подробности и пересказывать всю долгую и запутанную цепочку событий, в результате которых из отдела секретных операций я попала в отдел домашнего насилия, так называемую «бытовуху». Укороченная версия такова: у одного торчка из Дублинского университета снесло крышу, и он ударил меня ножом; ранение при исполнении служебных обязанностей привело меня в убойный отдел, от работы в котором крышу чуть не снесло у меня самой, и я ушла. Минуло много лет, прежде чем я вспомнила о Лекси и ее призрачной жизни.

Я не любительница оглядываться через плечо или по крайней мере стараюсь так не делать. Что было, то было. Притворяться, что это не так, — напрасная трата времени. Однако теперь мне кажется, будто я всегда знала, что история с Лекси Мэдисон непременно будет иметь последствия. Нельзя стать кем-то другим, перевоплотиться в человека из плоти и крови — с его первым поцелуем, чувством юмора, любимым бутербродом, — а потом ждать, как этот человек бесследно исчезнет, обернется строчками на листе бумаги, чашкой кофе с капелькой виски лишь потому, что он тебе больше не нужен. Мне кажется, что я всегда понимала: в один прекрасный день она еще вернется ко мне.

Ей потребовалось четыре года. Она тщательно выбрала момент. Когда Лекси, образно выражаясь, снова постучала в мою дверь, было раннее утро в начале апреля. Прошло несколько месяцев с тех пор, как я ушла из убойного отдела. Я находилась в тире.

Тир, которым мы пользуемся, расположен глубоко под землей в самом центре Дублина, под дорожными пробками и толстым слоем городского смога. В принципе я могла не ходить в тир — я всегда считалась хорошим стрелком, а квалификационный тест мне сдавать еще через несколько месяцев. Однако в последнее время я просыпалась слишком рано, чтобы сразу идти на работу — сна ни в одном глазу, я маюсь, не зная, чем себя занять, — и лишь стрелковая подготовка помогала мне выпустить пар.

Я неторопливо надевала наушники, проверяла пистолет и дожидалась той минуты, когда все остальные сосредоточат внимание на своих мишенях, лишь бы только никто не заметил моего наэлектризованного мандража. Я тряслась, что твой герой мультика перед первым выстрелом. Дрянные нервы требуют набора особых умений: вы ловчите, идете на маленькие хитрости, учитесь делать так, чтобы посторонние ничего не заметили. Очень скоро, если вы все схватываете на лету, вам удается прожить день так, будто вы почти нормальное человеческое существо.

Раньше я была не такой. Мне всегда представлялось, что нервными могут быть лишь персонажи книг Джейн Остен или писклявые девицы, не способные сами заказать себе выпивку в баре. Если бы я нервничала в критических ситуациях, пришлось бы постоянно носить при себе нюхательную соль. Удар ножом, нанесенный главным торчком Дублинского университета, образно выражаясь, прошел мимо меня. Психиатр из нашего отдела несколько недель пытался убедить меня в том, что я перенесла тяжелую психологическую травму. Этому парню, видно, было досадно меня упускать: не каждый день к вам в руки попадают полицейские, да еще с ножевым ранением. Скорее всего он надеялся, что у меня