просто человеком.

Один из бородатых мужчин кивнул. На нем, поверх меховой выворотки, красовалась полуистлевшая форма инженерного дивизиона.

– Меня выбрали лидером колонии, – слегка шепелявя, признался он. – Назад мы не вернемся, но дело не только в вере. Мы отвергаем прогнившие ценности конфедерации. Мы предпочитаем жить бедно, но без ежедневной рекламы средства для мытья унитазов. Мы считаем, что сенат должен был спросить у народов Беты, хотят ли они этой оккупации.

– Мы приплыли, чтобы забрать тебя, – с мягкой улыбкой произнесла рыжеволосая женщина. На ее руках спал завернутый в живую шкурку ребенок. – Старейшины считают, что тебе пока лучше находиться среди своих.

– Пока ты не поймешь, что свои – везде, – добавила большеротая внучка вождя. Из глаз ее все еще катились слезы.

– Колдуны ошиблись в твоем приятеле, надо было его убить в городе, – буднично сообщила рыжеволосая женщина. – Он разрушил вторую, основную плотину, теперь вода прибывает, она уже затопила нижнюю деревню. Мы приплыли, чтобы тебя забрать. Придется некоторое время продержаться на горе, пока мужчины не восстановят плотину. Идем в лодку, надо спешить. Старейшины просят тебя о помощи. Помоги им найти солдата. Его обещают не убивать, его даже вернут назад к вашему военному лагерю. Помоги найти его, ведь ты его слышишь, ты его командир. Пожалуйста…

Я оглянулся на шаткие мостки. Тесейка не обманывала – вода заметно прибывала, мостки наполовину скрылись под водой. Я потянул свою веревку, поднял с земли железную гирьку, к которой она была привязана. Веревку обмотал вокруг пояса.

Мне еще рано было рвать путы.

– Дайте мне тоже топор, – сказал я.

Лесняки переглянулись. Я слышал их растерянные мысли. Они не доверяли мне. Некоторые и сейчас готовы были меня прирезать. Потом кто-то протянул мне древко с блестящим лезвием секиры.

Я принял оружие. Лезвие было отвратительно отбалансировано, рукоятка слишком тяжелая, вдобавок обмотана скользкими, лоснящимися от жира веревками. Впрочем, лезвие неплохое, из тех, что не тупятся.

Я вспомнил, как мы дрались на похожих топорах. Кажется, я сам записался в академии на занятия по боевым искусствам древности и посещал их целый год. Кажется, я завоевал пару каких-то кубков и дважды брал первые места. Все это потеряло смысл. Имело смысл только одно – вернуться на Тесей, чтобы сбежать в родную Славию. Ради этого стоило принять любую веру.

Сенат обманул меня.

Однако боевой топор всегда имеет смысл, даже если он переделан из пилы горного проходчика. Его рукоять так и поет в кулаке, напоминая, как славно и приятно можно снести пару дюжин черепов.

Я оглянулся. Они отшатнулись. Растрепанные женщины с комбината и женщины лесняков с замарашками-детьми на руках. Подслеповатые старухи в бусах из ушей атхра и жилистые большеротые подростки с трофейными тазерами. Полуголые, заросшие бородами дезертиры в обнимку со своими новыми зеленокожими женами.

Они выстроились как на коллективном снимке корпорации, и все уставились на секиру в моих руках.

– Зачем тебе топор? – с тревогой спросила добрая толстуха, так смешно напоминающая утку. – Женщины отвезут тебя в безопасное место, а потом ты поможешь нам найти твоего безумного приятеля. Это ведь самое важное…

– Самое важное другое! – сказал я. – Самое важное – остановить воду. Показывайте, где ваша взбесившаяся река, мы ее мигом успокоим! И не смотрите на меня так. Мужчины из семьи Бродичей с детства воюют с горными речками!

И первым спрыгнул в лодку.