под широкой львиной грудью), Лиза пробивалась сквозь толщу воды. Она с детства знала, что переход переправы занимает 28 секунд, но сейчас путь к белым львам на том берегу казался бесконечным.

Освежающий небесный душ с давлением примерно в сотню мегапаскалей закончился так же неожиданно, как и начался.

Концом мокрого шарфа Лиза стерла с лица воду – и замерла на последней ступеньке мостика.

Перед ней блестел и переливался немыслимыми огнями ночной Лондон.

Или Мадрид? Лас-Вегас? Токио? Столица планеты-вечеринки А1705 Галактики Большого Коктейля с Долькой Лимона? Во имя всемогущего пенициллина, где она оказалась? И что вообще происходит?

Вокруг творилось нечто ошеломительное.

Во-первых, небо. Вечерний свод перечеркивали ярко освещенные прозрачные трубы диаметром с тоннель метро; в них то и дело бесшумно мелькали короткие алые вагоны – словно гигантские деловые хомяки сновали туда-сюда по лабиринту. Трубы уходили куда-то за горизонт, накрывая город своеобразной сияющей сеткой. Вокруг было светло как днем.

При этом каждое здание здесь лучилось своим отдельным светом. Изумрудные, голубоватые, нежно-розовые домики плотно прижимались друг другу. Удивительное архитектурное ожерелье отражалось в воде канала, на берегу которого застыла Лиза.

Тут и там с низким жужжанием носились квадрокоптеры, мигая разноцветными огоньками. Многие дроны несли на себе стаканы и небольшие картонки. Вертолетики поразительно ловко маневрировали между кварталами, снижаясь и вновь набирая высоту. Вдалеке высился громадный улей вроде пчелиного, только высотой с Исаакиевский собор и весь стеклянный, вокруг него сновали сотни квадриков. Над улеем крутился громадный светящийся конверт размером с футбольное поле, поставленное на ребро.

Один квадрокоптер прогудел совсем рядом с Лизой и деловито забрался в окно невысокого нарядного домика. На смену ему тут же вылетел другой квадрик, с корзинкой наверху, нагруженной зелеными упаковками. «Омела», прочитала Лиза изящную вывеску на домике. Постойте, это же русские буквы, изумилась она. Русские? Значит, она все еще в Петербурге?

Как и любой нормальный тридцатилетний человек на ее месте, первое, что сделала Лиза, – полезла в карман куртки за телефоном. Сейчас-то она всё выяснит. Сейчас она быстренько найдет на карте свою геопозицию, а заодно проверит время, дату и сигнал сети. Старина Джобс не оставил потусторонним силам шансов запудрить вам мозг. Интернет – всему ответ.

– Что за…

Телефона в кармане не было.

Батюшка миотропный бендазол! Она же оставила звонилку на зарядке в прихожей! В одном кармане куртки почему-то завалялась кошачья игрушка – мышка-меховушка. Еще зажигалка, конечно. В другом – жидкость для снятия лака (а она-то её искала по всему дому, пупырка папавериновая!). Но ни в одном из карманов не было ни телефона, ни, что еще хуже, сигарет.

Лиза изысканно обругала себя «курятиной безмозглой» и медленно обернулась, подспудно надеясь увидеть позади себя знакомый унылый пейзаж, словно сошедший со страниц Достоевского, и, может быть, парочку скучающих гопников, которым бы она сейчас обрадовалась, как родным братьям. Не тут-то было. Другой берег канала, откуда она только что, минуту назад прибежала, теперь тоже лучился разнообразным светом и шокировал фантастической транспортной инфраструктурой. Безумная, яркая мозаика. Единственный знакомый элемент – чугунные львы, все с тем же невозмутимым видом державшие в зубах цепи моста. Правда, нагрузка на челюсти у них увеличилась: на переправе неведомо откуда взялись десятки азиатских туристов в кепках, они носились как оголтелые между скульптурами и фамильярно потирали хищникам двухсотлетние лапы.

Лиза попыталась сориентироваться. Предположим, это всё тот же Петербург. Но где тогда её дом? Такой симпатичный бледно-желтый домишка, трехэтажный, немного потрепанный, но родной. Прямо напротив Львиного мостика. Но сейчас на этом месте, на месте её дома, рвалась ввысь узкая стеклянная башня, по которой скользил вверх-вниз ярко-освещенный лифт. Похоже, это была остановка воздушного поезда.

Она закрыла глаза, потрясла головой. Открыла глаза. Вокруг ничего не поменялось.

Так, давайте по очереди. Дом будем искать позже. Он не такой беспомощный, как Пуся. Пока сосредоточимся на поиске кота.

Но как отыскать его в таком оживлённом районе?

По набережной скользили бесшумные машины неизвестных марок. Мимо с большим достоинством прокатилась безлошадная карета с самоваром (погодите – самоваром?!) и четырьмя развеселыми пассажирами на борту. Тротуары были заполнены прохожими, многие из которых передвигались поразительно плавно и быстро. Присмотревшись, Лиза поняла, что народ разъезжает на самоходных досках – вроде такие назывались гироскутерами, хотя поручиться за это она бы не могла. В технике Лиза разбиралась на уровне отгадывания загадки «компьютерный грызунчик – по столу ползунчик, пальцу подчиняется, не сопротивляется¹», а единственным ее средством передвижения был неподъемный советский велосипед «Урал», доставшийся от дедушки.

Надо бы спросить у кого-нибудь, где она оказалась. Лица большинства прохожих казались открытыми и доброжелательными. Но предсказать, как они отреагируют на приставание подозрительной незнакомки в промокшей насквозь одежде, было невозможно.

– Мяв, – снова послышалось Лизе откуда-то издалека.

Отложив выяснение метафизических вопросов на потом, она лихорадочно закрутила головой.

Разглядеть маленького глупого кота в густой толпе было нереально.

Хотя, позвольте – не следы ли это мокрых лапок?

Лиза присела на корточки. С нее самой натекла уже целая лужа, однако вся остальная мостовая была совершенно сухой. Гладкая брусчатка блестела в свете фонарей, как отполированная прибоем галька. Лиза приложила к плитке ладонь. Теплая. Кажется, мостовая искусственно подогревалась, поскольку воздух оставался морозным. Несмотря на ясное небо, здесь тоже чувствовалось приближение зимы.

– Да где же это я, ради всех трицикликов? – пробормотала Лиза, высматривая среди сотен спешащих ног, среди десятков крутящихся колес своего бестолкового пухлого питомца. – И куда делся этот негодник?

Цепочка кошачьих отпечатков на плитке неумолимо высыхала. Кажется, следы вели в сторону той самой «Омелы», вокруг которой суетились трудолюбивые квадрики.

Если Лиза не ошиблась и это всё ещё был Санкт-Петербург, то в Лизиной реальности в этом зданьице на набережной канала Грибоедова 98 располагался Дом ребёнка. Грустное учреждение для брошенных детей с отставаниями в развитии.

Но сейчас