первым, мы стали прикидывать, как помочь ему, как достать ему работу.

Конечно, в первую очередь мы подумали: нет ли дома чего-нибудь из поломанной мебели? Но нет, всё было будто цело…

— Погоди! У нас один стул шатается! — вдруг вспомнил Костя. — Из четырёх винтов три осталось. Я могу третий вынуть, — великодушно добавил он.

— А у нас у дивана спинка отходит! — радостно вспомнил и я. — И даже скрипит, когда дядя Саша садится… Если диван от стены подальше отодвинуть, — не менее великодушно, чем Костя, добавил я, — то спинка под дядей Сашей побольше отойдёт. Может, даже и треснет…

Костя ещё вспомнил про сундук с вихлявой крышкой, я — припадающую на одну ногу этажерку; Костя — кухонный столик, я — шкафик и так далее. Все эти изделия тоже требовали от нас великодушно-дополнительных повреждений, но тут закралось сомнение: Графин Стаканыч, как он часто рекомендовался, не простой столяр, а краснодеревщик, — возьмётся ли он за простенькие сундуки, стулья, этажерки?..

С этим мы и отправились к обиженному генеральшей столяру.

4. «ПРИХОДИТЕ ЗАВТРА…»

— Для столяра-артиста простых вещей нет-с! — гордо сказал Графин Стаканыч. — Он может даже табуретку сотворить, как мечту-грёзу… Но обо мне, ребята, не беспокойтесь. Меня Баташевы-младшие подряжают столовый гарнитур обновлять. Не кого другого, а меня-с…

Баташевы были известные в городе владельцы самоварной фабрики, и если Графин Стаканыч не хвастал, то теперь его разлад с генеральшей выглядел не таким уж огорчительным.

…Мы находились в его мастерской — деревянной пристройке к дому. Стоял тот полусвет-полумрак, который бывает там, где помещение, не имея окон, освещается только открытой дверью. Запахи обступали нас. Неслышный ветерок, тянувшийся к двери, доносил то аромат распиленного дерева, то запах лака, то скипидара. Но яснее всего слышался тяжёлый пахучий дымок от столярного клея, который Графин Стаканыч варил, помешивая палочкой.

Столяр был трезв, и, как у всех протрезвившихся людей, у него сейчас держалось на лице выражение чрезвычайной старательности и озабоченности даже вот в таком пустом для него деле, как варка клея. Он, видимо, был тронут нашим приходом, нашим сочувствием. Следя, как стекают с палочки светло-коричневые густые капли, и вытягивая губы в трубочку, словно собираясь попробовать клей, он подмигивал нам, как бы говоря: «Вы, ребята, не беспокойтесь — проживу!»

Столяр даже проводил нас. Держа на отлёте помазок от клея, он довёл нас до калитки.

Мимо по мостовой пробежал белоголовый мальчишка с белым змеем. Змей делал в воздухе быстрый судорожный круг и, взметнув фонтанчик тёплой провинциальной пыли, со звоном бубна вкалывался в мостовую. Мальчишка бежал дальше, змей опять приподнимался, крутился и снова, содрогаясь дранками и бумагой, вкалывался в землю.

— Вот поглядите на дурака! — сказал Графин Стаканыч. — Кто же со змеем бегает! Со змеем надо стоять…

Прямодушный Костька, смотря, как всегда, исподлобья чуть косящими глазами, сказал глухим голосом:

— А мы тоже бегаем…

В Графине Стаканыче какое-то мгновение боролся справедливый человек с вежливым. Первый требовал сказать: «И вы тоже дураки!»; второму как-то неудобно было говорить это хотя и мальчишкам, но пришедшим посочувствовать ему… Победил третий человек — справедливовежливый.

— Конечно, кому что нравится, — сказал столяр, морщась и свободным концом помазка почёсывая за ухом. — Но умный человек не будет гонять по мостовой со змеем. Только, так сказать, балда-с может надеяться, что дрянной змей взлетит от беганья… Змей должен лететь из рук, как голубь. Если, конечно, он настоящий, а, извиняюсь, не барахло…

Мы поняли, что Графин Стаканыч, несмотря на то что был трезв, «загнул». Как же так из рук! Это только заводной паровоз шёл из рук…

На наших лицах, видимо, было написано такое недоверие, что столяр почувствовал себя задетым, собрался, кажется, что-то доказывать, но, взглянув на помазок с клеем, поспешил обратно в свою мастерскую. Впрочем, успел раскланяться — он даже с детьми раскланивался.

— Приходите завтра в это время! — сказал он, по обычаю своему неизвестно кому или чему подмигивая…

5. КАК ГОЛУБЬ

На следующий день в назначенное время мы застали Графина Стаканыча за прилаживанием какого-то фарфорового кружочка-тарелки к спинке низкого тёмно-красного кресла. На тарелке была нарисована розовая девочка с розовым барашком на руках.

— Это не тарелка, — объявил столяр, — а «медальон» с пастушкой. Да-с! Креслицу этому годков сто пятьдесят… Ну, идёмте-ка сюда…

Он повёл нас к верстаку, где уже было расчищено от стружек место и лежал лист оранжевой бумаги и три оструганные дранки.

— Какие у вас нитки? — спросил Графин Стаканыч.

— Толстые… — ответил Костя и полез в карман.

— Это не ответ! — Столяр с сожалением взглянул на нас. — Да, я вижу, вы сосунки в этом деле.

Он взял у Кости клубок суровых ниток и быстро раскрутил кончик в обратную сторону. Три тоненькие нитки-жилки изогнулись крошечными дужками (по количеству этих жилок они и назывались: двойник, тройник, четверик и т. д.).

— Тройник. Так и отвечайте! — проворчал столяр, о чём-то размышляя над оранжевой бумагой. — А то «толстые»… Толстые, милые, — это шестерик или восьмерик. А тройник — нитка лёгкая, мельче её только двойник… Так-с… В таком случае раз тройник, то поубавим-с маленько, чтобы нитка выдержала…

И он отрезал от оранжевого листа, уменьшив и ширину и длину его.

…Да, конечно, мы с Костей были только начинающие змеевики. Суровые нитки мы купили лишь в этом году, а до того пускали змеев на домашних, на катушечных (чёрных или белых), взятых из маминой, существующей в каждом доме «коробки для шитья». Поэтому-то купленный тройник показался нам толстым.

Но не это говорило о нашей неопытности — позже мы убедились, что и на катушечных нитках можно прекрасно пускать маленьких змеев, — а то, что змеи наши… не летали. Да, мы носились с ними по мостовой туда и сюда — и против ветра и даже почему-то по ветру… Змеи тащились за нами, иногда, как бы из вежливости, они приподымались до высоты забора и, завалившись набок или на спину, снова волочились за нами, поднимая тонкую, как пудра, пыль — пыль, которая бывает только на немощёных улицах провинциальных городов…

Графин Стаканыч меж тем быстро и ловко сооружал нам змея. Мы следили за ним и, по правде говоря, не видели для себя ничего нового. Как делали и мы с Костей, так и он: подогнул слева и справа — чтобы не рвались бока змея — бумагу и, смазав края клеем (клей тоже был не столярный, а из муки), плотно