Вазих Исхаков Хусаин Мавлютов

Этот очерк посвящен замечательному татарскому большевику Хусаину Мавлютову. Будучи председателем Пермского мусульманского комиссариата, одним из боевых командиров Первой отдельной Приволжской татарской стрелковой бригады, работая в Генеральном штабе РККА, он проявлял себя талантливым человеком и незаурядным организатором.

Автор благодарит старых большевиков М. А. Абсалямова, Н. С. Еникеева, А. К. Маликова, К. А. Морзо-Морозова, С. С. Касымова, А. Ш. Шаммасова, Я. Д. Чанышева, поделившихся своими воспоминаниями о встречах и совместной работе с Хусаином Багаутдиновичем Мавлютовым.

Автор искренне признателен Т. X. Мавлютову, М. К. Мухарямову, У. З. Салимову и другим, оказавшим помощь в сборе материалов для этой книги.

Начало пути

1900-й год… К пермской пристани причалил небольшой пароход, прибывший из Чистополя. Большинство пассажиров, видимо, приехало сюда впервые. Они располагаются тут же, на берегу реки Камы, под открытым небом.

С затаенной надеждой смотрят люди на незнакомый город: может быть здесь удастся найти работу. Среди приехавших семья Багаутдина Мавлютова: сам Багаутдин, жена, двое сыновей и дочка. Багаутдин уже побывал в Перми, даже устроился на работу. Все же, приехав с семьей, он растерялся.

— Что-то мы здесь увидим, что нас ожидает? — промолвил он вслух, ни к кому не обращаясь.

— О чем ты, папа? — спросил его старший сын Хусаин, семилетний мальчик.

— О нашем житье-бытье думаю, сынок, — ответил отец. — Нет у нас ни кола, ни двора. А жить надо…

Но Хусаин уже не слушал отца. С любопытством глядел он на большой, шумный город.

Багаутдин нанял подводу, погрузил на нее вещи и посадил ребятишек. По Осинскому спуску двигалось много таких же подвод. Одни ехали на пристань, другие — в город. Слышался громкий людской говор, грохот телег. Часто этот шум прорезал зычный голос легкового извозчика:

— Э-эй, дорогу!

Мавлютовы поселились в небольшом домике, на берегу речки Данилихи.

Багаутдин работал по тринадцать-четырнадцать часов в сутки, нанимаясь то к одному, то к другому богачу, но обеспечить семью ему все-таки не удавалось. Он приходил домой усталый.

— Никогда не угодишь этим баям, — говорил он семье. — Бесятся с жиру, проклятые шайтаны…

Дети любили отца. Человек по натуре веселый, он редкие минуты отдыха отдавал малышам: рассказывал интересные случаи из своей жизни, а иногда читал вслух книжки.

Интерес к книгам у детей особенно возрос после того, как Багаутдин, скопив немного денег, снял небольшой сарайчик и открыл переплетную мастерскую. Правда, в эту мастерскую иногда целыми неделями не поступало ни одной книги. В такие дни Багаутдину приходилось искать любую работу, чтобы прокормить семью.

Хусаин, как старший, помогал отцу: варил клейстер, клеил, выполнял домашнюю работу для мачехи (мать Хусаина умерла, когда ему было пять лет). У него совсем не оставалось времени поиграть с ребятами, погулять на улице.

— Работничек! — издевались над ним дети богатых соседей.

Багаутдин, сам когда-то мечтавший получить образование, отдал сына в Пермскую мусульманскую школу — медресе.

Нелегко было Хусаину учиться. Скудного питания, которое давали из дому, не хватало. Приходилось у богатых шакирдов^[1] подрабатывать: ставить самовары, кипятить чай, помогать готовить уроки.

Хусаин проявил в школе незаурядные способности.

— Зурбаш ты, Хусаин, зурбаш^[2],— говорили ему товарищи, изумляясь его памяти и сообразительности.

В 1908-году татарские буржуазные националисты создали в Перми мусульманское культурно-экономическое и благотворительное общество «Джамгияти-хайрия». Одной из своих задач общество ставило подготовку грамотных служащих из татар.

Руководители «Джамгияти-хайрия», узнав об одаренности шакирда Хусаина Мавлютова, решили отдать его учиться в городскую русскую школу.

Велика была радость Хусаина, когда он попал в русскую школу. Здесь преподавали географию, математику и другие интересные предметы.

Вскоре семью Мавлютовых постигло большое горе: умер отец. Жить стало еще тяжелее.

Несмотря на все трудности, Хусаин не бросил учебу.

После того как Хусаин Мавлютов окончил школу, его вызвал к себе председатель общества «Джамгияти-хайрия» Гисмадулла Гайнуллин.

— Думаем тебя, сынок, учить. Ты как, желаешь учиться дальше, а? — спросил он.

Хусаин был так обрадован, что даже потерял дар речи.

— Хочу, очень хочу, — проговорил он наконец.

В 1911 году Хусаин Мавлютов был послан в Казанскую русско-татарскую учительскую школу. Ежемесячно он получал от общества «Джамгияти-хайрия» пятирублевую стипендию.

Хусаин успешно занимался в школе, много читал. Его товарищи были такими же, как и он, сиротами. Они делились с ним последним куском хлеба, вместе мечтали о будущем, спорили.

Мавлютов учился в годы, когда после жесточайшей реакции наступал новый революционный подъем. Большевики Казани, как и других городов, укрепляя свою нелегальную организацию, стремились использовать все легальные возможности для укрепления связи с массами.

Активную деятельность развернул в Казани выдающийся татарский революционер-большевик, журналист Хусаин Ямашев. Он собирал вокруг себя революционную молодежь, возобновил деятельность ряда кружков, устраивал вечера, участники которых обсуждали политические вопросы, знакомились с нелегальной литературой.

В учительской школе были добрые традиции. Она была укомплектована опытными преподавателями и считалась образцовой. В школу приходили бывшие ее питомцы — студенты казанских высших учебных заведений. Они приносили с собой и читали ученикам запрещенную политическую литературу.

Хусаин Мавлютов близко знакомится с жизнью татарской интеллигенции. Стихи молодых поэтов революционеров-демократов, таких как Габдулла Тукай, Мажит Гафури, Галиасгар Камал и других, передовая татарская молодежь знала наизусть.

Надолго остался в памяти Хусаина Мавлютова день похорон внезапно скончавшегося Хусаина Ямашева. Это было 14 марта 1912 года. Могучая колонна студентов и учащихся Казани шла за гробом молодого большевика. Похоронное шествие двух тысяч человек превратилось в демонстрацию протеста против угнетателей.

Хусаина взволновали пламенные речи ораторов в защиту трудящихся, которые он услышал.

«Вот она, сила-то где, — думал он, увидев демонстрацию и прослушав революционные выступления, — в самом народе она»… В этот день он понял силу народа, увидел, как он ценил своего сына — борца за дело трудящихся, за свободу обездоленных людей.

— Я