подрал этот пролетариат! Цеховые капо явно в сговоре с гегемоном, если у рабочих столько сил и энергии после ночной работы…

— Расслабься, Макс!

До меня не сразу доходит смысл услышанного.

— Не дёргайся. Всё равно ничего не услышишь.

Напротив, по другую сторону стола — серая фигура в робе. Человек откидывает капюшон, и по плечам рассыпаются чёрные, отсвечивающие синевой волосы.

Женщина. Чуть вздёрнутый носик, тонкие губы, гладкое, ухоженное личико. Знакомое лицо. Кто-то из училища. Точно! В прошлом семестре вела практические занятия по теме «право сильного». Мария Ильинична? Я ещё тогда подумал, что за одну ночь с таким преподом готов мотать год исправительных работ. И она меня помнит? Да я крут немерено!

«Ты глуп конкретно! — прошипел внутренний голос. — Ей просто назвали имя доносчика». Он всегда со мной спорит. Оборыш контузии. Я называю его Демоном за постоянную готовность испортить мне настроение.

Приземистый крепыш ставит перед Марией тарелку риса с красными жилками варёной моркови и садится рядом точно с такой же тарелкой. Ещё два агента с посудой и ложками усаживаются справа и слева от меня. Плечам становится тесно.

— Тревогу я отменила, а Крецика сами пасём. Как ты на него вышел?

Недовольно кручусь на месте, Мария едва заметно кивает головой. Агенты справа и слева дают чуть больше свободы. Снимаю с уха гарнитуру и пожимаю плечами.

— Профилактическая слежка, курсовая работа по химии. Заслуги — никакой, выбрал случайную дверь студенческой общаги, а тут — клиент встречается с Крециком. Вы меня помните?

— Размечтался. Нет, конечно! Полтыщи на курсе, всех не упомнишь. Прочитала о тебе в сопроводиловке к сигналу тревоги. Зачётка с собой?

С каменным лицом вытаскиваю из нагрудного кармана гимнастёрки зачётку. Хорошая всё-таки привычка — носить с собой документы. Мало ли какая ситуация? Патруль, облава, рейд… или зачёт автоматом, — нет, без полного комплекта документов на улицу лучше не ходить.

Она небрежно листает страницы, внимательно смотрит мне в лицо и неожиданно усмехается:

— Рад?

— И встрече с вами тоже. С прошедшим вас.

Мария в недоумении приподнимает брови. С удовольствием напоминаю:

— Международный женский день. Позавчера.

Она равнодушно ведёт плечиком, но я слышу запах её духов (ландыш?), и уже не могу остановиться:

— Помню ваши семинары по прикладным методам дознания. А как вы двинули прикладом карабина по «наковальне»? — динамометр зашкалило!

— Романтик? — она заполнила строку в зачётке и расписалась. — Зачётную книжку получишь, как только свернём за угол.

Агент справа сгрёб мою сумку и вышел из-за стола.

— Вещи верну вместе с зачёткой, — пообещала Мария. — Но флешку отдашь. Надеюсь, у тебя там нет ничего предосудительного?

— Только отечественное порно.

— Молодец. За импортное срок дают. А теперь поднимаемся, в пути не разговаривать, и забыть обо всём! Забыть и не вспоминать!

2. Подпольная лаборатория

Нежданчик с зачётом освободил вечер, и я решил использовать время на пользу обществу — не занимал место на улице, а валялся на койке, разглядывая замысловатые трещинки штукатурки на потолке.

Никто не мешал. Комендант казармы — братуха-однополчанин, в Зимнюю войну гнили в одном батальоне, — посодействовал с жильём: прописал в двухместной комнате со всеми удобствами, в которую сосед-сверхсрочник если и вернётся из командировки, то не при моей жизни.

Реабилитационный психолог, к которому я обратился с жалобой на голоса в голове, советовал бороться с демонами методом «убежища»: представлять, что пережидаешь дождь в бетонном бункере. Спрятаться, затаиться, переждать… Я доверяю врачам. Закрыл фанерой единственное окно комнаты и назвал её «каменным мешком». Окрасил стены янтарно-жёлтой краской под цвет ракушняка. Положил на пружинный матрац кровати доски и представлял, что лежанка — тоже из камня. Получилось что-то вроде кельи: вырубленная в камне пещера, в которой я успешно прятался от страхов и фобий.

Потолок я тоже выкрасил жёлтым, но на соседях сверху моя удача решила отдохнуть: трижды заливали, черти. Краска потемнела от плесени, а предполагаемую фактуру пористого известняка заменил замысловатый лабиринт трещин, в некоторых местах поползли клочья извести. Как лоскуты кожи на морде неведомой химеры.

Через секунду я разглядел и самого монстра: прищуренный правый глаз, вывернутые ноздри, свирепая ухмылка, змеиный, раздвоенный язык…

Я подскочил на кровати и поднял указательные пальцы, чтоб не потерять мысль: Крецик не хотел идти в лабораторию, а студент смеялся над ним за «суеверия».

— Но ведь это след! — сказал я вслух. — Нужно всего лишь забросить в поисковик Рунета «библиотека, флигель, подвал, суеверия». Адрес будет на первой странице!

Немного смущал приказ «забыть и не вспоминать»… но таких роскошных женщин из элиты общества (прокурорский надзор! не шалам-балам!) чёрта с два забудешь. Только и думаешь, как бы ещё раз встретиться. И не с пустыми руками.

Преступников наверняка повязали, как только меня вывели из столовки. Но если они заупрямятся и пойдут в несознанку, то мои усилия в поисках нелегальной лаборатории могут оказать решающую помощь следствию.

Воображение рисовало, как я отыщу прибор, который студент сватал Крецику, и передам его Марии. Ну, а она…

Здесь были разные варианты: от романтического ужина плавно переходящего в завтрак в постели, до отчисления и года принудительно-исправительных работ где-нибудь за Уралом.

Запустил компьютер и вышел в Рунет. Но только через час работы и полсотни страниц «породы» нашёл первые упоминания о суевериях, связанных с подвалами библиотек. Лейбаградский фольклор — адская смесь городского фентези прошлого тысячелетия и послевоенных ужасов, — предостерегала от посещений библиотеки Политеха в ночное время. Чему удивляться, если во время войны в её подвалах располагались пыточные камеры, расстрельные коридоры и даже собственный крематорий…

И флигель присутствовал. А если «ломом» назвать барельеф Ломоносова на стене здания, то место подпольной лаборатории определилось с точностью до метра: бывший угольный бункер с двумя шахтами-нориями: верхняя, для загрузки с улицы, и нижняя, — подача в котельную. Там и подъёмники раньше стояли. Но это, конечно, ещё до войны. Вряд ли они уцелели.

Ещё час понадобился на изучение лестниц и переходов к лаборатории. Подивился своему профессионализму: два года назад я бы мчался к библиотеке вприпрыжку, не заморачиваясь планами и чертежами коммуникаций.

Но сегодня —