светильники в гостиной, затем была сменена каминная решетка, за ней – решетки на батареях, невесть откуда прибывали латунные вазы для цветов, планки для порогов, задвижки и ручки на окна и двери, декоративные тазы и тазики, чего только не было. Латунь, латунь, латунь. Почти не темнеющая, с зеленым налетом, без пятен, не страшащаяся окисления, „хай фиделити"…

Хай фиделити, повторила она, высокая точность, верность. По отношению к предмету, который не был реликвией, памятью рода, подарком, – нет, он был куплен в фирменном магазине, произведен в массовом количестве, хоть и подернутый зеленью. Время его облагородит, обязано облагородить. Но зачем? Чтоб он был еще красивее, еще изысканнее и радовал глаз или чтобы спокойно можно было похвастаться перед гостями: вы только взгляните, какая благородная зелень…

Гости. Большинство из них она изучила, как свои пять пальцев, их манеры, наряды, привычки, речи. Все откормленные, устроенные, обеспеченные. По-государственному снисходительные к жизни за бугром, они знали толк в латуни и китайском фарфоре, в картинах и английском сукне, в драматургии и итальянском фаянсе, в немецких автомобилях и икебане – не говоря уже о спорте, эстраде, медицине, международных туристских маршрутах и известных отелях. Они разбирались в еще более удивительных вещах и неустанно следили за ними – например, за номинальной и реальной стоимостью доллара, франка, лиры, песо, драхмы, а также за соотношением между фунтом стерлингов и турецкой, итальянской и даже египетской лирой, причем им всегда были известны валютные курсы в данный момент. Знали, почем идет дамасское сукно на главной торговой улице Капалы в Стамбуле, величину скидки на покупку скандинавской мебели, японских телевизоров с дистанционным управлением, немецкого видео. Среди них были и те, кому привелось смотреть на Пятой авеню „кэйбл ти-ви" – кабельное телевидение – ах, какое изображение, какие цвета, фантастика, хай фиделити!

А Иван снова пропал. Сгинул в своей Коневице – и с концами! Не дело это, Джон, невежливо, переигрываешь. Не тебе учить женщину морали, зелен ты еще для таких дел…

И Эмма пропала, и она, гусыня, переживает. Лишь Том ходит кругами, как медведь вокруг бочонка с медом, не смог добраться до нее в тот вечер и закомплексовал. Бедняга, simple^[24], прямой, как ученическая линейка. А Иван пропал, растаял, как снег по весне.

Через несколько дней она не выдержала и отправилась в заведение, где он играл. Исполняли блюз, Иван выдвинулся слегка вперед, как всегда старательный и точный. Однако ей показалось, что ему изменяет вдохновение – из саксофона лилось что-то ровное, да и стойка поражала неподвижностью. Он ее не заметил, и это позволило ей спокойно наблюдать за ним. Но зачем собственно требовалось наблюдать? Он был прежним, в белой рубашке и черных брюках – форменной одежке заведения, оркестр вяло следовал за ним, дважды пианистка сбилась, но Иван не выразил ей укора. Приближалась полночь, большинство людей за столиками были в подпитии, никто не танцевал.

Музыкальная программа кончилась, кто-то одиноко хлопнул в ладоши. Иван положил саксофон на пианино, перекинулся парой фраз с гитаристом, светильники предупредительно мигнули, мол, закрываем. Иван взял матерчатый чехол, аккуратно засунул в него инструмент и положил на скамью, словно укладывал его спать.

Она почувствовала, как напряглась, быстро расплатилась за недопитую кока-колу и вышла на улицу. Зачем все-таки она пришла – обвинять или предложить мировую? И в том, и в другом случае ее заинтересованность была очевидной – но все-таки, что брало верх: чувства или честолюбие? Не впадай в детство, о каких чувствах может идти речь! – разозлилась она на себя и направилась к машине, но не села в нее. Устроилась в тени от уличного столба, откуда хорошо было видно выходящих из ресторана.

Иван появился неожиданно – вышел через служебный вход, почти за ее спиной. И хотя в первые мгновения он ничем не выдал себя, она шестым чувством поняла, что кто-то остановился за ее спиной. Они посмотрели друг на друга.

– Меня ждешь?

– Тебя… А что, это запрещено?

Она помнила, как Иван мягко усмехнулся, – похоже, она себя выдала.

– Засады запрещены, Роси.

Контакт был мучительным, и оба сознавали это.

– Как ты? – спросил он.

– Предположим, хорошо. А ты?

– Как всегда.

– Ты ужинал?

– Конечно, а что?

Она не знала, почему спросила об этом.

– Тогда давай я тебя покатаю на машине…

Она никогда не забудет его взгляда – испытующего и вещего. Роси была уверена, что он откажется, однако он сел в машину.

Они пересекли город, выехали на кольцевую дорогу. Куда теперь? Неведомо. Хотелось размяться, может, предложить ему пройтись? На помощь пришел указатель, и она резко свернула в сторону горного курорта, пришпорила мотор. Оба молчали. На поворотах шины свистели, навстречу попадались запоздавшие машины – куда тебя несет, Розалина, смотри не перескочи через горный хребет. Они выехали на открытую площадку, остановились и вышли на воздух. Глубоко внизу какой-то другой, незнакомый мир развертывал перед ними ночное полотно освещенного города. Зрелище было сказочное, словно неведомая рассеянная небесная сила расшвыряла бесчисленное множество горящих ожерелий. Она помнила, как остановилась взглядом на предположительном месте своего дома, куда глядел он, она не могла понять.

– Давно я не приезжала сюда ночью, а ты? – что-то похожее выдавила она из себя.

Иван вообще здесь никогда не был.

– И знаешь, о чем я думаю – расстояние это обман. Отсюда наш город, словно сказочный, а внизу совсем другое.

Слишком выспренно получилось, но человек задумывается о своих словах только после того, как они слетают с языка. А он ответил просто:

– Да и в жизни так.

– Всегда?

– Почти.

Она присела на скамейку, он остался стоять.

– Ну и что, сейчас займемся поиском исключений?

– Без меня, Роси.

Разговор не клеился, и это было естественно, тем не менее она неизвестно зачем продолжала…

– Знаю, чего ты ждешь. Чтобы я сказала, что произошло потом, верно?

– Ошибаешься. И прошу тебя, не надо исповедей. Тут она не выдержала.

– Пусть тебе твоя бабка исповедуется!.. Откуда такое самомнение?

– От моей бабки.

Он пошел наверх и исчез в кустах. То ли психанул, то ли сунулся туда по нужде? Пока она прикидывала, как вести себя дальше, Иван вернулся с зеленой веточкой в руках. В этом было что-то провинциальное, и это придало ей смелости.

– Ты виделся с Эммой?

– Да, а что?

– Просто так… А с Томой?

– Гм…

Напрасно было ожидать, что он спросит, а встречалась ли она с Томой.

– И о чем вы беседовали?

– О тебе, Роси.

– Ха! Дала бы левую руку на