«Мне так хочется ‘вывести в люди’ именно Вас, своего даровитого воспитанника...»

Марк Алданов

Представлять Марка Алданова необходимости нет. В случае с Сергеем Сергеевичем Постельниковым, пианистом и профессором Русской консерватории в Париже, всё обстоит иначе. Мы обладаем очень скудным запасом сведений об этой личности и во многом отталкиваемся от содержания данной переписки и редких упоминаний во французских газетах. Тем не менее попробуем сложить имеющиеся куски этой мозаики.

Сергей Сергеевич Постельников родился в Москве 20 мая 1915 года, получил французское гражданство в 1937 году. Судя по письму №43, переезд из России во Францию состоялся приблизительно в 1930. Про родителей Сергея Постельникова достоверной информации обнаружить не удалось, и можно лишь предположить, что его отцом являлся Сергей Сергеевич Постельников (1890-1965), дворянин и заведующий автомобильным отделом Московского губернского комитета Всероссийского земского союза, окончивший свой жизненный путь в России, а мать - российско-французская подданная еврейского происхождения^[1] Жоржетт-Бланш Фор, с отцом Постельникова в разводе.

Жизнь Сергея Постельникова была посвящена музыке. Талантливый пианист, оказавшись во Франции, поступает в Парижскую консерваторию в класс к виртуозному Сантьяго Риере^[2], с успехом участвует в конкурсах пианистов (диплом второй степени в 1933 г.). В дальнейшем выступает на различных парижских площадках и радиостанциях, играя произведения Ф. Шопена, Ф. Листа, Э. Грига.

Публикуемый корпус переписки Сергея Постельникова и Марка Алданова охватывает 1948-1953 годы. Финансовое положение Постельникова далеко от стабильного, и он готов браться за самую разнообразную работу, чтобы быть денежно независимым от матери. В ходе одной из встреч с Алдановым появляется идея написания истории русской музыки. Марк Александрович дает детальные указания как по стилю начинающего писателя, так и по содержанию - от структуры книги до ее источников. По различным причинам книга так и не будет написана; основной сюжет данной переписки оборачивается неудачей, но этот опыт систематизации своих знаний и высказываний собственных суждений на бумаге, безусловно, окажется полезен Постельникову - в октябре 1952 г. он был назначен профессором по классу фортепиано в Русскую консерваторию в Париже. Поздние письма указывают на сотрудничество Постельникова с балетом маркиза де Куэваса, а по сведениям, полученным от Марка Уральского, Постельников был и концертмейстером у знаменитой певицы Анны Эль-Тур.

По сообщению Р. Толчинского, Сергей Постельников похоронен приблизительно в 1968 году на кладбище Исси-ле-Мулино, могила утрачена.

Что же касается Марка Алданова, то данная переписка дополняет его образ отзывчивого и деятельного человека: несколько писем (№ 25, 32, 45, 64, 73, 80) посвящены Литературному фонду и Тейтелевскому комитету, перед которым Марк Александрович ходатайствовал за своих корреспондентов. Встречаются упоминания и собственных литературных произведений (№ 1, 5, 30, 92): оценки, издатели, переводы. Разумеется, переписка содержит и множество бытовых деталей, характеризующих жизнь русских эмигрантов.

Выражаю благодарность Бахметьевскому архиву и лично куратору архива Татьяне Чеботаревой за возможность публикации данной переписки. Используются материалы коробок 34-37 из коллекции документов Марка Алданова. Сбор материала осуществлен при поддержке гранта № АМ 262/13 фонда Михаила Прохорова. Также благодарю С. А. Иванову (УрФУ) за помощь с французским языком.

Станислав Пестерев

1. М. Алданов - С. Постельникову

10.11.1948

Милый Серж,

Вчера получил Ваше письмо и тотчас отвечаю, хотя Вы этого совершенно не стоите: если в этой жизни еще встретимся, я Вам это объясню и Вы проведете неприятные минуты. Бог с Вами, писать лень.

Мы еще в августе вернулись из Нью-Йорка прямо в Ниццу на ту же квартиру. Уезжать отсюда пока не собираемся, но, конечно, всё зависит от мировых событий. Впрочем, если внезапно начнется война, то уехать нам будет уже невозможно: ведь мы не американские граждане (которых посол вывезет), а несчастные никому не нужные «нансеновцы». Тогда поминайте, пожалуйста, в молитвах. Надеюсь, что войны в ближайшее время не будет.

Много работаю, здоровьем похвастать не могу, но скриплю кое- как. Книги мои выходят на разных языках, кроме русского (русских издательств в эмиграции не осталось). Если всё же «Истоки» по-русски выйдут, - то и в этом случае я их не пошлю, так как, во-первых, Вы, как выше сказано, не стоите по своему поведению, а во-вторых, Вы читать их не станете в Вашей величественной «валёр дю силанс» ^[3]. Кстати, «Истоки» (по-французски Avant le Deluge) должны были на днях выйти и, вероятно, вышли в Швейцарии, по-немецки, в издательстве Моргартена^[4]. Если в Дорнахе^[5] есть книжные магазины, спросите там, вышла ли такая книга и каков адрес Моргартена. Завели ли Вы литературные знакомства среди швейцарцев? Я написал историческую пьесу^[6], есть уже французский перевод (немецкого нет), и у меня впечатление, быть может ошибочное, что на успех эта пьеса могла бы рассчитывать преимущественно в Швейцарии и Германии. Но я ни в одной из этих двух стран театральных связей не имею и даже не знаю, есть ли у Вас театральное агентство, которое могло бы мою пьесу поместить? Помните ли вы романс Мартини: «-»^[7]? Он проходит через всю пьесу (ее действие во Франции в 1821 году) ^[8].

Приехав в Нью-Йорк, я позвонил Рахманиновым. Незнакомый голос ответил мне, что Н. А. ^[9] с внучкой Волконской^[10] путешествуют по Европе. Я спросил, в какой стране, и получил ответ, что, кажется, они скоро вернутся. Своего имени я не назвал. Здесь же в Ницце я, очевидно по случайному совпадению, получил краткое очень милое письмо от княжны Волконской, отправленное ею по моему нью- йоркскому адресу и пересланное мне сюда. Письмо было из Парижа. Где она теперь, я не знаю. Написал ей в Нью-Йорк.

Хотя я о Вас слышать не хочу, но Вашу музыку очень, очень хотел бы послушать. Был чрезвычайно рад Вашим словам, что «силанс» имело благотворное на нее влияние. С интересом прочел бы рецензии о Вашем концерте. Не собираетесь ли Вы и мосье Олег^[11], которому прошу очень кланяться, в Канны?

Вашей Матушке и Юлию Осиповичу^[12] я написал коротенькое письмецо из Нью-Йорка, ответа не получил, но в самом деле на такие коротенькие письма можно не отвечать. Кланяйтесь, пожалуйста.

Шлю Вам самый холодный и неласковый из всех