Бен-чан с силой наступила на его ступню.
— Ай!
— Мой план, лорд Я все знаю. Хераи-сан пришел к отцу с его секретом — точнее, секретом Совета — и взамен Восьмерное зеркало согласилось помочь ему уйти.
Уйти? Если бы сбежать было так просто.
— Тоджо-сама этого не допустит, — сказал Кен.
— Нет, — тихо сказала Бен-чан. — Отец предупреждал, что ты не был готов, — она развела руками, указывая на Хераи-сана и крест, возвышающийся за ним, — ко всему этому, — она коснулась пальцами его груди и тихо прошептала только для него. — Я знаю, что братишка еще где-то там.
Кен вздохнул. Он так устал после того, как Хераи-сан съел его сон.
— И что ты предлагаешь?
— Твоя сестра прикроет меня, пока я буду уходить. Я отправлюсь в Америку, скроюсь там, и, когда Совет обнаружит, где я, будет слишком поздно.
— Они отправят меня за вами.
— Сиваш Тийе из Портлэнда и его Коболд согласились на сделку, — сказал Хераи-сан. Он указал на могилу. — Этот секрет будет моей подстраховкой. Совет не рискнет злить Сиваш Тийе или Шишин в Сан-Франциско, пока генерал МакАртур ведет оккупацию.
Кен ударил левой ладонью по воздуху.
— Что там на самом деле?
Уголки глаз его сестры смягчились. Дрожащая улыбка, смелость и боль, скрывающие горе, появилась на ее лице.
— Бремя, которое Восьмерное зеркало понесет еще немного.
Удушающая горечь сдавила его грудь. Бен-чан не должна была защищать его. Он выбрал этот путь как жертву, чтобы хафу, как его сестра и те, которые были против Совета, как его отец, были в безопасности. Но что дали эти годы? Он ничего не изменил. Только сделал Совет сильнее и настроил против себя половину Иных. Он стал тем, кем его и назвал Хераи-сан — бездумным рабом.
Горечь стала комом. Больше нет. Все было на вкус как желчь, соль и сожаления — но он не мог оставить желание вывести хафу из тени презрения Совета. Может, пора было послушать, чего хотело Восьмерное зеркало.
— Что мне сказать Тоджо-сама? Я не могу вернуться с пустыми руками.
Бен-чан прошла вперед, сияя. Она сжала его руки.
— Ты это сделаешь? Правда? — она пронзила Хераи-сана торжествующим взглядом. — Видите? Я же говорила, что нам не придется его вырубать.
Кен напрягся. Но глаза его сестры сияли, озаряя темное место, в котором он так долго томился. Что-то нежное, как перышко, щекотало его грудь. Он отодвинул Бен-чан.
— Тоджо-сама — чистокровный кицунэ. Моя иллюзия его не обманет.
Бен-чан кашлянула.
— Нам нужен кое-кто еще, — она указала на крест. — Можешь показаться.
Женщина в светло-персиковом кимоно, завязанном так, кто складки намекали на женственные изгибы и силу воина, вдруг появилась за крестом. Она обошла крест и поклонилась, глядя на Кена, чтобы он легко заметил блеск изумления, пляшущий там. Томоэ-сан. Она горела амбициями. Бен-чан зря доверилась ей.
— И ее иллюзия не обманет Тоджо-сама.
— Она обманула тебя, — сказала Бен-чан.
— Не в том дело! Хераи-сан, доверие Восьмерному зеркалу понятно, но Гозэн Томоэ — другое дело.
Томоэ-чан цокнула языком, губы дрогнули в попытке скрыть веселье.
— Не он втянул ее в это, — сказала Бен-чан.
Томоэ-чан медленно покачала головой.
— Не списывай так быстро со счетов свою сестру… или меня. Вы, мужчины, всегда видите себя мучениками, страдающими в одиночку, — она включила в это и Хераи-сана, смотрела на Кена и баку с надменностью ее благородного клана Минамото. — Давно стало ясно, что Восьмерное зеркало — единственное препятствие для власти Совета. Тоджо-сама не стал бы мешкать, чтобы сделать примером мятежного слугу, поклявшегося в верности Совету. Уже испачканного тенью смерти. Но он не будет рисковать делать мученицей Гозэн Томоэ ради Восьмерного зеркала. Положение Совета слишком неустойчивое, и война сделала смелыми Иных у Тихого океана.
Стыд обжигал шею Кена. Он решительно стиснул зубы.
Хераи-сан пересек короткое расстояние. Он поклонился Бен-чан, Томоэ-чан и Кену.
— Тогда все в ваших руках. Прошу, будьте равными этой ответственности.
Ком боли развязался, стал больше и гуще, заполнил пустоту в груди Кена. Было что-то в Хераи Акихито, загадочность или немного протекающей силы снов, и это пробило барьеры Вестника и звало Кена. Его пронзило чувство, схожее с жарким покалыванием крови в онемевшей конечности. Или жить так, или вечно быть под ногтем у Тоджо-сама. Он сделает это. Ради себя. Ради Хераи. Плевать на последствия.
Бен-чан поклонилась ниже.
— Мой отец, Мурасэ Аюму, и я, Фудживара Бен, клянемся хранить уговор с баку Хераи Акихито.
— Тогда идемте.
Бен-чан деловито кивнула.
— Братишка, будь осторожен. Когда все кончится, отец планирует встречу. Нужно многое обсудить. Ты придешь на гору Хида?
Его язык не слушался, распух во рту.
— Он придет, — Томоэ-чан презрительно рассмеялась. — Он попробовал этот мятеж и не удержится.
Кен медленно кивнул, его злили слова Томоэ-чан, но он хотел поддержать свет сестры.
— Хераи-сан. Ищите укрытие. Найдите спокойствие в Америке.
Но старик и его сестра уже поспешили по тропе, пропали в лесу так бодро, что Кен им позавидовал. Юная уверенность Бен-чан была тем, что он едва помнил.
— Не стой тут как отруганный мальчик, — фыркнула Томоэ. — Восьмерное зеркало сделало тебе подарок, дурак. Ты можешь стать игроком в игре Совета за власть.
— Я устал от игр, — сказал Кен. — Это означает не только власть, — он хотел вырваться из тьмы. Нуждался в надежде. — Объясни, как мы заставим тебя выглядеть как баку, чтобы поверил Тоджо-сама.
Томоэ-чан еще не смотрела на него с такой радостью, даже когда они делили футон.
— Я научу тебя наслаивать иллюзию на мою, — ее зубы сияли белизной в смягчающейся тьме. — И взамен ты включишь меня в план своего отца.
— Я не знаю его план.
Томоэ-чан указала на крест.
— Я пыталась несколько раз понять, что под этой грудой, но без толку. То, что тут, связано с борьбой Совета и Восьмерного зеркала. Как только вернешься с горы Хида, все мне расскажешь.
— Понадобится не только груда земли с травой и Восьмерное зеркало, чтобы изменить Совет.
Томоэ-чан посмотрела на него с тяжелыми веками, ее глаза стали щелками страстных теней.
— Ты говоришь, что устал от игр, и что? Все играют в затяжную игру. Хераи-сан думает, что может сбежать из мира Иных. Он ошибается. Наши пути снова пересекутся. А пока что, — она сжала запястья Кена своими мозолистыми и удивительно сильными ладонями, — одолжи мне силы, чтобы я смогла стать тем глупым стариком.
ЛитВек: бестселлеры недели
