Войдя вслед за Петром Ивановичем в кабинет операционной сестры, Элеонора оробела. Она увидела очень странную женщину. Александре Ивановне Титовой, ее будущей наставнице, было лет тридцать. Это была высокая и статная особа с короткой стрижкой. Она сидела в кресле, закинув ногу на ногу и вольно облокотившись на спинку — поза, совершенно недопустимая не только в присутствии посторонних, но и наедине с собой. Однако женщина даже не подумала подобраться, когда они вошли. Еще в больший ужас привело Элеонору то обстоятельство, что Александра Ивановна совершенно очевидно не носила корсета. Кроме того, выяснилось, что она проводила свой досуг, покуривая трубку, а на столике перед ней стояли чашка кофе и открытая коробка конфет.

— Здравствуйте. — Титова улыбнулась вошедшим. — Кофе будете пить?

— С удовольствием, — ответил Петр Иванович, усаживаясь в соседнее кресло. — А ты, Элеонора?

— Нет, благодарю, я не пью кофе в это время дня, — гордо произнесла девушка и подчеркнуто прямо уселась на жесткий стул.

Происходящее казалось ей диким. Выпускница Смольного института, она имела твердое убеждение, что откинуться на спинку стула так же неприлично, как и показаться в обществе в нижнем белье. Про отсутствие корсета в Смольном ничего не говорили — такое воспитанной женщине даже в голову прийти не могло. А еда во внеурочное время считалась страшным преступлением, говорящим о низменной натуре. Но даже это бледнело перед тем обстоятельством, что Титова курит! Любое общение с такой женщиной наносило ущерб репутации Элеоноры, и она изумилась тому, что Петр Иванович держится с этим несчастным созданием на равных.

Титова между тем улыбалась, глядя на преисполненную достоинства девушку.

— Значит, Петр Иванович, вы хотите, чтобы я обучила Элеонору всему, что знаю сама?

— Да, Александра, я на вас надеюсь. Вы — лучшая сестра, которую только можно себе представить, а Элеонора — способная девушка. В Смольном институте она была первой ученицей.

— Ладно. Съешьте конфетку, Элеонора.

— Благодарю вас, — церемонно поклонилась Элеонора, но конфеты не взяла. Она уже решила, что будет вести себя вежливо, но не допустит ни малейшей фамильярности.

— Как хотите. — Титова не поняла демарша. — Во всяком случае, Петр Иванович, у нее уже есть прекрасная осанка. Это серьезное преимущество — ведь ей придется подолгу стоять у операционного стола. Я, к сожалению, воспитывалась не там, где такие осанки формируют, поэтому первые годы работы мне было тяжело, спина очень болела. У девочки таких проблем не будет. Она записана на вечерние курсы?

— Да.

— Вот и хорошо. Пусть каждый день приходит к началу работы и ходит за мной хвостом. Через пару недель освоится, если толковая.

Элеонора была раздражена тем, что эти двое разговаривают о ней так, будто она — неодушевленный предмет. Но тут дверь открылась, и в кабинет вошел молодой мужчина в морской форме, встреченный радостными (совершенно неприличными!) визгами Титовой. Петр Иванович тоже вскочил и принялся хлопать вошедшего по спине. Наконец все они немного успокоились и вспомнили об Элеонорином присутствии.

— Константин Георгиевич Воинов, мой лучший ученик, — отрекомендовал Петр Иванович. — Элеонора Сергеевна Львова, моя племянница.

Элеонора, как полагается, встала и сделала реверанс.

Воинов ей совершенно не понравился. Это был мужчина лет двадцати пяти, среднего роста, крепкого сложения. Кудрявые черные волосы и смуглый цвет кожи, зеленые глаза с ускользающим жестким выражением делали его похожим на дикого кота. Длинный, резких очертаний нос, широкий рот с тонкой верхней и надменно выпяченной нижней губой вызвали в Элеоноре смутную тревогу. Она почувствовала, что от этого мужчины исходит непонятная опасность, и удивилась, почему дядя с Александрой Ивановной так радостно его приветствуют.

— Я приехал в отпуск после ранения, на три месяца. Хочу поработать, а то стал уже забывать настоящую хирургию.

— Почему такой большой отпуск? — встревожилась Титова. — Тяжелое ранение?

— Нет, рана пустяковая. Просто я с начала войны на фронте, ни разу не был в отпуске, вот начальство и расщедрилось. У меня полны карманы денег, поэтому приглашаю вас в ресторан — встречу нужно отпраздновать.

Элеонора остро чувствовала себя лишней в таком обществе и уже жалела, что ввязалась в эту авантюру.

«Лучше бы я пошла в гувернантки, — думала она. — Вместо этого я попала в другой мир, где люди совсем не такие, как я, где я всегда буду чужой».

— А что, Элеонора Сергеевна не пойдет с нами? — спросил Воинов. — Я ее тоже приглашаю.

— Ты с ума сошел! — возмутился дядя. — Ксения Михайловна мне голову оторвет, если узнает, что я повел княжну в ресторан. Мне и без этого от нее достанется…

— Тогда можно не ходить, — сказала Титова, — не стоит рисковать вашим семейным покоем. А молодой девушке, конечно, не место в ресторане, княжна она или нет.

Элеонора, не ожидавшая такой деликатности от грубой женщины, благодарно улыбнулась ей и повернулась к дяде:

— Если вы считаете, что Ксения Михайловна узнает от меня о вашем посещении ресторана, то вы ошибаетесь.

Титова задумчиво посмотрела на нее.

— Думаю, что мы сработаемся, Элеонора, — сказала она. — Конечно, вы воспитывались в других условиях, и вам будет тяжело привыкать ко мне и к нашим порядкам. Но усвойте одну вещь: люди могут быть не такими, как вы, думать и действовать иначе, чем вы, и к этому надо относиться спокойно. Вы такая, они другие, и не надо сравнивать, кто лучше.

— Минутку, — перебил Воинов. — Я ничего не понимаю. Она будет работать здесь?

Кажется, в этом обществе считалось вполне допустимым называть присутствующего в третьем лице!..

— Да, Костя, я хочу сделать из своей племянницы такую же образцовую операционную сестру, как и Александра Ивановна.

— Это будет нелегко, — сказал Воинов и поцеловал Титовой руку. — К тому же ваша племянница совсем ребенок. Подумайте, на что вы ее обрекаете!

— Скажите, пожалуйста, — засмеялся Петр Иванович. — Лучше вспомни, сколько тебе было лет, когда ты ко мне прибился. Даже меньше, чем ей сейчас.

— Но я не был невинной девушкой! — горячо возразил Воинов.

— Это уж точно, — вставила Титова.

Элеонора окончательно почувствовала себя не в своей тарелке. Ее обсуждали без всякого стеснения!

— Слишком тяжелая работа для девушки, — упорствовал Воинов.

— Хватит, пожалуйста, — вдруг заявила Элеонора. — Вам, Константин Георгиевич, не пристало принимать участие в моей судьбе. Мы ведь с вами всего десять минут как представлены друг другу.