французскому слову. История и литература знают множество самых разнообразных героев-парвеню, которые стали нарицательными, как, например, бальзаковский Растиньяк или мопассановский «милый друг» Дюруа. По-румынски Янку Урматеку чокой, что означает и выскочка, и холуй, и барский слуга, и лакей, и арендатор-мироед, и живодер. Чокой — слово чрезвычайно емкое, социально и психологически четко очерченное. Можно сказать, что чокой «национальный герой» румынской литературы. «Рождение» его обычно связывают с романом Николае Филимона «Старые и новые мироеды» (чокои) (1863), но появился он раньше, еще при зарождении реалистической прозы, в очерке Алеку Руссо «Яссы и их обитатели в 1840 году», где автор лаконично характеризует разнообразных представителей народонаселения столицы Молдавского княжества. Там мы читаем: «Как и во всех странах, выскочки всегда нахальны, и народ, с его чутьем и явной антипатией, называет их «чокоями», то есть холуями, в большинстве случаев многие из них именно так и начинают. Мало-помалу, благодаря покровительству хозяев и врожденной ловкости, с какой они пресмыкаются, льстят, прислуживают, добиваются они для себя какой-нибудь службы, после чего уже считаются в доме хозяев своими людьми. Совершенно незаметно они настолько втираются в доверие, что через какое-то время уже целуются со своими хозяевами и опекают их детей». Эту краткую характеристику румынского парвеню, данную одним из замечательнейших румынских писателей за сто лет до написания романа «Конец века в Бухаресте», стоит запомнить, чтобы, прочитав роман, поразиться, насколько Янку Урматеку соответствует портрету, который несколькими штрихами набросал Алеку Руссо.

Очерк А. Руссо был опубликован спустя много лет после смерти автора, только в 1912 году. Так что роман Н. Филимона «Старые и новые мироеды», если судить по тому, когда литературные произведения становились доступными общественному восприятию, был действительно первым произведением, поднявшим тему парвеню в румынской литературе. Писателю было совершенно ясно, что тема чокоя — тема общественно-историческая, поскольку борьба старых и новых мироедов была чуть ли не главным нервом общественной жизни, формой становления национальной буржуазии, идущей на смену бездеятельному паразитическому классу крупных землевладельцев.

«Любовь к родине, свобода, равенство, верность принципам — все эти благородные слова, выражающие гражданские добродетели, за которые выскочка-мироед неустанно ратует на политических собраниях и в частных беседах, служат для него лишь ступеньками лестницы, по которой он хочет подняться к власти… Достигнув ее вершины, ради чего он совершил бесчисленное количество подлостей, вынес все унижения и объявил себя носителем всех добродетелей, не обладая ни одной из них, выскочка-мироед предстает перед людьми во всей наготе своего ничтожества и мерзости своей душонки…» — так характеризует Н. Филимон чокоя, в том числе и Дику Пэтурикэ, своего героя, выталкивающего из жизни своего хозяина боярина Андронаке Тузлука, и восклицает: «Вот тип, проследить за метаморфозой которого мы и предлагаем вам».

Это обращение Н. Филимона к читателям обернулось как бы призывом и к писателям, которые на протяжении целого столетия периодически возвращаются к этому образу, меняющему внешний облик, но остающемуся неизменным как социальное явление и как психологический феномен.

В 1873 году Василе Александри пишет пьесу «Бояре и чокои», в которой, идеализируя старое боярство, обрушивается на политиканство новых хозяев земли. Крупнейший румынский поэт Михай Эминеску писал в связи с постановкой этой пьесы в 1879 году: «Комедия эта является картиной нравов в промежутке между 1830 и 1848 годами и весьма точно показывает положение вещей и социальное зло тех времен. Для многих представителей современного поколения пьеса будет выглядеть совершенно новой с точки зрения содержания, ибо в настоящее время бояр больше нет, а чокои все стали либералами и патриотами на бумаге. Из куколки чокоя развился, вне всякого сомнения, либеральный мотылек». Эминеску с его острым общественным чутьем определил и трансформацию чокоя, и цену его убеждениям и «идеалам», как бы предсказывая, что из этой «куколки» может выпорхнуть мотылек любой окраски. Чокоем новой формации, либеральным «мотыльком» во фраке и белых перчатках предстает знаменитый персонаж бессмертной комедии Иона Луки Караджале «Потерянное письмо» (1884) адвокат Нае Кацавенку, имя которого стало в Румынии нарицательным, обозначая органическое слияние хамства и холуйства, демагогии пышных слов с полной беспринципностью.

Дуилиу Замфиреску, создатель первого в румынской литературе многотомного семейного романа, один том специально посвящает парвеню, чокою, разбогатевшему арендатору, который, расталкивая своих бывших хозяев, занимает свое места в жизни общества. Имя его Тэнасе Скатиу (так называется и роман), и это имя тоже вошло в румынский язык, обозначив человека, скрывающего свою грубость и черствость сентиментальными вздохами и жестами. В 1927 году яркий образ парвеню-чокоя возникает в романе Гортензии Пападат-Бенджеску «Концерт из произведений Баха». Имя его Ликэ Трубадурул. В 1938 году, чуть подправив биографию и сменив имя на Стэникэ Рациу, он появляется в романе Джордже Кэлинеску «Загадка Отилии».

Если добавить, что ни один из упомянутых писателей не является второстепенным, что произведения их и есть вершины в румынской литературе, то станет понятно, в какой общественно-исторический и вместе с тем образный ряд встает Янку Урматеку, герой романа «Конец века в Бухаресте».

Сила искусства всегда в обобщении, которое вызывает сопереживание. Искусство не просто несет в себе информацию: прочел — узнал, а заставляет глубже чувствовать, шире мыслить. Чтение романа Иона Марина Садовяну заставляет видеть в жизнеописании оборотистого дельца, знающего, где польстить, где припугнуть, самоуверенного и вместе с тем трусливого, самовлюбленного и поэтому равнодушного, не частный случай, а социальное явление — парвеню, чокоя, рвущегося к богатству, к власти, прокладывающего путь «наверх», попирая все человеческие нормы поведения, исповедуя лишь культ силы, родственника Дину Пэтурикэ, Нае Кацавенку, Стэникэ Рациу, словом, ту среду, где в конце концов зародился и откуда вышел румынский фашизм, который, напялив на себя зеленые рубашки (в отличие от черных — итальянских и коричневых — германских), стал гордо именовать себя «истинным» или «подлинным» румыном.

Конечно, в романе «Конец века в Бухаресте» нет ни единого слова о фашизме. Ион Марии Садовяну строго и