рванут сюда все окрестные принцы! А я стану превращать их в пауков и лягушек. Ой, нет, в лягушек, кажется, превращают принцесс?

Тут Обрыдалис глубоко задумался. Он был не очень образованный. К тому же принцесса хотела есть, пить, красные бантики и платье в зеленый горошек. Ну какой же нормальный злой колдун такое выдержит? Окончательно одурев от разнообразных принцессиных желаний, колдун взял да и заколдовал ее. Он мечтал, что принцесса будет лежать в хрустальном гробу, спящая, молчаливая, а потому красивая очень! Но ошибся в заклинании. И, вместо спящей, получилась просто сонная красавица. И характер у нее сделался невозможным. Все ей мешали выспаться: муравьи кусались, когда она пробовала улечься на муравейник; малиновка пела прямо в ухо, лягушки квакали… И потому принцесса день и ночь бродила по всему острову сердитая и сонная, закрыв глаза и вытянув руки перед собой, чтобы не удариться. Волосы ее перепутались, в них насыпались листики и прочий лесной мусор, подол ночной рубашки промок, когда девушка со сна забрела в озеро, а потом еще испачкался травой. Честное слово, волшебник просто опасался теперь к ней подходить. И если бы явился какой-нибудь спаситель, Обрыдалис бы только вздохнул с облегчением. Но принцы почему-то не приплывали. В век техники с принцами всегда проблемы.

— Не буду я есть манку! — несмотря на закрытые глаза, принцесса ловко оттолкнула ложку, и комок каши угодил в мордочку кухарке-барсучихе. Барсучиха надулась и оскалила зубы, но, поскольку принцесса этого не видела, то не испугалась.

— А что будешь? — пропыхтела в сердцах кухарка.

— Булочку с марципанами, эклеры, мороженое и апельсин.

Барсучиха хлопнула глазками и уронила в траву и ложку, и тарелку с кашей, которой пробовала накормить принцессу на ходу. Барсучиха считала, что ей очень не повезло в жизни. На весь каменистый остров одна-единственная подходящая нора, и ту занял злой волшебник. Уж лучше бы лис! Лиса можно прогнать, а нору вычистить — все барсуки ужасные чистюли. С острова не удерешь. Вот и приходится мучиться, служить злодею. А кухарка, с точки зрения барсука, была очень симпатичная — с круглыми, как смородина, глазками, черной полоской вдоль спины, лоснящейся шерстью… И упитанной, как и положено любому барсуку ближе к осени. Да, немножко нелюдимой. Но это общее свойство барсучьего характера.

Барсучиха сердито разгладила красненький, в оборках, передник, испорченный налипшей кашей. Стирать, стирать немедленно! А колдун пусть сам капризулю кормит… этими, как их, марсепанами. Кухарка слизнула с ближайшего пня гусеницу и совершенно утешилась.

А между тем спасители были уже совсем близко.

Третий день плыли Тишка и его верная команда на плоту с гордым именем «Манул» по тихой и певучей лесной речке, впадавшей в то самое озеро, посреди которого на мрачном острове томилась похищенная принцесса. Плот помог соорудить бобер Гаврилыч: резцами аккуратно и быстро отгрыз и ошкурил ольховое бревнышко, разделил на части, связал сплетенными из стеблей крапивы канатами, установил мачту и столкнул плот на воду. Колючка и Пинька позаботились о парусе — его тоже сплели из травы и покрасили в черный цвет. Краску сварили из сажи и дубовых «яблочек». Тишка же, когда краска засохла, нарисовал поверху мелом череп и скрещенные косточки — самый пиратский рисунок! Ну и придумал плоту название. Манул — это большой и очень красивый степной кот, совершенно неприручаемый. Тишке, особенно, после того, как котенок рассорился с Бориской и бабушкой, тоже хотелось быть таким — диким и свирепым. Под настроение.

Против названия не спорили. Гаврилыч выкусал его на бревнах и распрощался с приятелями. Его уговаривали плыть тоже, но бобер отказался: ему надо было чинить запруду и готовить запасы на зиму.

Плавание проходило спокойно. Речка неспешно катила свои коричневые от торфа неглубокие струи среди лопухов и папоротника, дававших густую тень, мимо зреющих на кустах малины и ежевики. На привалах сладкоежка Колючка успевал набрать и наесться ягод, котенок их тоже попробовал, и ягоды ему не понравились, а по ночам он все чаще видел во сне блюдечко со сметаной. С этим надо было что-то делать. А то так и не заметишь, как умрешь голодной смертью! Тишка посмотрел на воду. Спасение плавало там, внутри. Но от одной мысли, чтобы туда залезть, — ну, пусть не целиком, а хотя бы лапой! — по котенку стадами начинали бегать мурашки. Нормальная рыба жила в холодильнике. Назвалась она «филе сельди» или «минтай свежемороженый». Никаких тебе плавников, чешуи и голов с острыми зубами. Вцепляйся себе и ешь с урчанием, возя по всей кухне. Главное, чтобы бабушка не заметила. А в речке плавала неправильная рыба: мокрая, скользкая и очень опасная. И еще Тишка боялся утонуть. Стыдно бояться воды пирату. Но если в детстве кого искупают в глубокой и холодной луже, лезть в воду ему вряд ли захочется. Говорят правда, где-то живут такие кошки, что отлично плавают и ловят рыбу, мало того, это им нравится! Но Тишка… Тишка был совсем другое дело.

Котенок задумчиво пожевал свалившиеся на плот ольховые шишечки (они оказались горькие и ужасно противные), выплюнул в воду. Немедленно оттуда высунулась рыбья голова — вкусненького хотела!

— Послушай, боцман! — обратился котенок к ежику. — А вот, ну, когда мы найдем и спасем принцессу, что ты станешь с ней делать?

— Как что? — не задумался Колючка. — Женюсь, конечно.

Тишка широко зевнул:

— Не-а. Она в твой домик не поместится.

— Почему не поместится?! — Колючка так резко переложил руль, что плот подскочил на волне. Рыбья голова спряталась.

— Потому что она девочка. Или еще больше… даже, — охотно пояснил капитан.

— Это она, пока заколдованная, девочка. А так будет ежиха. Станет мне варенье вари-ить… — Колючка мечтательно закатил глаза.

— А если не захочет варить? Если захочет, чтобы ты в принца превратился, сидел в золотой короне…

— Скучно.

— Что скучно?

— Сидеть скучно. А принцы сидеть обязаны?

Тишка зажмурил хитрые зеленые глазищи:

— Обязаны!

Ежик обиженно засопел.

— Но при этом они могут ловить рыбу. Так что давай, тренируйся.

— Есть, капитан!

И счастливый Колючка стал разворачивать плот к кустам растущего над рекой орешника.

Ничто не предвещало катастрофы. Пинька дремал на мачте, укрывшись большим листом лопуха; Тишка умывался после сытного обеда, а трудолюбивый Колючка начищал песком и без того блестящий котелок, как вдруг— трах! бах! — плот с разгона налетел на препятствие, завертелся и уже окончательно врезался в берег.

Пересчитав синяки и шишки, выудив утопленный котелок и спустив