которой имели только я и дневной управляющий, а внутри еще одна дверь, открыть которую мог только я. Мы вошли.
Он обвел помутневшими глазами глухие стены.
— Г-где он?
— Сейчас, — отозвался я, открывая саквояж, — единственный предмет, находившийся в комнатке. То был координатный трансформер в полевом исполнении, выпущен в 1992 году, вторая модель. Прелесть приборчик — ни одной движущейся детальки, весит полностью заряженный всего двадцать три килограмма и замаскирован под саквояж. Я уже провел днем точную настройку, и теперь мне осталось лишь вытряхнуть металлическую сетку, ограничивающую поле трансформации.
— Это что т-т-кое? — встревоженно спросил он.
— Машина времени, — ответил я и набросил на нас сеть.
— Эй! — завопил он, делая шаг назад. Тут есть особый приемчик: сеть нужно набросить так, чтобы субъект инстинктивно шагнул назад и наступил на сеть, а потом сомкнуть ее, полностью укутывая и его, и себя — иначе можно оставить на этом месте подошву, а то и кусок ноги, или же прихватить с собой кусок пола. Но опыт приходит с годами. Некоторые агенты заманивают клиента под сеть; я же говорю правду и пользуюсь моментом, пока клиент пребывает в изумлении, чтобы щелкнуть переключателем. Так я и поступил.
19.39, зона V, 3 апреля 1963 года, Кливленд, штат Огайо, Эпекс-билдинг: — Эй! — повторил он. — Сними с меня эту чертову сеть! — Извини. — Я стянул сеть, сунул ее в саквояж и щелкнул замком. — Ты говорил, что хотел его отыскать. — Но… Ты сказал, что это машина времени! Я ткнул пальцем в окно. — Разве там ноябрь? Или Нью-Йорк? Пока он, разинув рот, пялился в окно на набухающие почки и весеннее солнце, я снова открыл саквояж и вынул пачку стодолларовых купюр, затем убедился, что номера и подписи на них не вызовут в 1963 году подозрения. Темпоральное Бюро мало заботит, сколько ты тратишь (ему эти деньги ничего не стоят), но лишние анахронизмы ему ни к чему. Если станешь допускать слишком много ошибок, полевой суд приговорит тебя к изгнанию в какой-нибудь гнусный период, скажем, в 1974 год — время скудных пайков и принудительного труда. Я таких ошибок не допускаю, деньги оказались в порядке. — Что произошло? — спросил он, оборачиваясь. — Он здесь. Выходи и делай с ним, что хочешь. Вот тебе на расходы. — Я протянул ему деньги и добавил: — Когда кончишь свои деда, я тебя отыщу. Стодолларовые купюры оказывают гипнотический эффект на тех, кто к ним не привык. Когда я ввел его в прихожую и открыл наружную дверь, он все ещё теребил пачку, не веря своим глазам. Следующий прыжок предстоял легкий легкое перемещение в той же эре.
17.00, зона V, 10 марта 1964, Кливленд, Эпекс-билдинг: Под дверь подсунули записку с извещением, что срок аренды квартиры истекает на следующей неделе, во всем прочем комната выглядела точно так же, как и секунду назад. Деревья на улице стояли голыми, низкие тучи обещали снегопад. Я торопливо вышел, задержавшись ровно настолько, чтобы надеть пиджак, шляпу и пальто, припасенные еще с той поры, когда я снял эту квартиру, поймал такси и поехал в больницу. Всего за двадцать минут я настолько наскучил помощнице медсестры, что смог незаметно похитить младенца и тут же вернулся с ним домой. На сей раз настройка оказалась сложнее, потому что в 1945 году это здание еще не существовало, но мне помогли справиться предварительные расчеты.
01.00, зона V, 20 сентября 1945 года, Кливленд, мотель «Скайвью»: Трансформер, младенец и я появились в пригородном мотеле. Я заблаговременно зарегистрировался под именем Грегори Джонсона из Уэррена, штат Огайо, поэтому мы возникли в комнате с задернутыми шторами, закрытыми окнами и запертыми дверьми. Всю мебель я сдвинул к стенам — машина при срабатывании иногда рыскает в пространстве, и если, к примеру, стул стоит в неподходящем месте, можно сильно ушибиться. Стулу-то ничего не сделается, зато поле дает отдачу. Появление прошло гладко. Джейн безмятежно посапывала, я вынес ее на улицу, уложил в заранее приготовленную корзинку на заднем сиденье машины, доехал До приюта, поставил корзинку на ступеньки, проехал пару кварталов до «станции обслуживания» (там продавали нефтепродукты) и позвонил в приют. Подъехал снова, как раз вовремя — корзинку на моих глазах внесли в приют, добрался до мотеля, бросил возле него машину, вошел и переместился в Эпекс-билдинг, в 1963 год.
22.00, зона V, 24 апреля 1963 года, Кливленд, Эпекс-билдинг: Я вернулся с вполне приличной точностью — темпоральная точность, кроме случаев возврата в исходную точку, зависит от длительности прыжка. Если мои расчеты верны, то как раз сейчас в парке, пряным весенним вечером, Джейн обнаруживает, что она не совсем та «примерная» девушка, каковой себя считала. Поймав такси, я помчался к дому тех скупердяев, у которых она жила, велел водиле подождать за углом, а сам затаился в тени. Наконец я заметил их в дальнем конце улицы, в обнимочку. Он поднялся с ней на крыльцо и занялся серьезным делом — целовал на прощание. Времени на это ушло куда больше, чем я предполагал. Потом она зашла в дом, а он спустился по ступенькам на тротуар и отвернулся. Я незаметно приблизился и взял его под руку. — Вот и все, сынок, — прошептал я. — Я вернулся за тобой. — Ты! — Он ахнул и затаил дыхание. — Он самый. Теперь ты знаешь, кто он такой… а если пораскинешь мозгами, то догадаешься, кто ты… если же напряжешься еще чуток, то вычислишь, кто этот младенец… и кто такой я. Он не ответил, настолько оказался потрясен. И неудивительно — если тебе только что доказали, что ты не удержался и попытался обольстить сам себя. Я отвел его в Эпекс-билдинг и мы совершили новый прыжок.
23.00, зона VII, 12 августа 1985 года, база под Скалистыми горами: Я растолкал дежурного сержанта, сунул ему свое удостоверение и велел дать парню снотворное, уложить в постель, а утром завербовать. Сержант насупился, но начальство в любой эре остается начальством; он выполнил мой приказ, наверняка думая о том, что при нашей следующей встрече он может оказаться полковником, а я сержантом. В наших подразделениях такое не исключается. — Как его звать? — буркнул сержант. Я написал имя. Его брови поползли вверх. — Вот как? Г-м-м-м… — Просто сделайте свое дело, сержант. — Я повернулся к своему компаньону. — Сынок, все твои неприятности кончились. Скоро ты приступишь к лучшей из работ, известных людям… и станешь делать ее хорошо. Я знаю. — Но… — Никаких «но». Выспись хорошенько, потом обдумай мое предложение. Оно тебе понравится. — Еще как понравится! — согласился сержант. — Ты на меня
19.39, зона V, 3 апреля 1963 года, Кливленд, штат Огайо, Эпекс-билдинг: — Эй! — повторил он. — Сними с меня эту чертову сеть! — Извини. — Я стянул сеть, сунул ее в саквояж и щелкнул замком. — Ты говорил, что хотел его отыскать. — Но… Ты сказал, что это машина времени! Я ткнул пальцем в окно. — Разве там ноябрь? Или Нью-Йорк? Пока он, разинув рот, пялился в окно на набухающие почки и весеннее солнце, я снова открыл саквояж и вынул пачку стодолларовых купюр, затем убедился, что номера и подписи на них не вызовут в 1963 году подозрения. Темпоральное Бюро мало заботит, сколько ты тратишь (ему эти деньги ничего не стоят), но лишние анахронизмы ему ни к чему. Если станешь допускать слишком много ошибок, полевой суд приговорит тебя к изгнанию в какой-нибудь гнусный период, скажем, в 1974 год — время скудных пайков и принудительного труда. Я таких ошибок не допускаю, деньги оказались в порядке. — Что произошло? — спросил он, оборачиваясь. — Он здесь. Выходи и делай с ним, что хочешь. Вот тебе на расходы. — Я протянул ему деньги и добавил: — Когда кончишь свои деда, я тебя отыщу. Стодолларовые купюры оказывают гипнотический эффект на тех, кто к ним не привык. Когда я ввел его в прихожую и открыл наружную дверь, он все ещё теребил пачку, не веря своим глазам. Следующий прыжок предстоял легкий легкое перемещение в той же эре.
17.00, зона V, 10 марта 1964, Кливленд, Эпекс-билдинг: Под дверь подсунули записку с извещением, что срок аренды квартиры истекает на следующей неделе, во всем прочем комната выглядела точно так же, как и секунду назад. Деревья на улице стояли голыми, низкие тучи обещали снегопад. Я торопливо вышел, задержавшись ровно настолько, чтобы надеть пиджак, шляпу и пальто, припасенные еще с той поры, когда я снял эту квартиру, поймал такси и поехал в больницу. Всего за двадцать минут я настолько наскучил помощнице медсестры, что смог незаметно похитить младенца и тут же вернулся с ним домой. На сей раз настройка оказалась сложнее, потому что в 1945 году это здание еще не существовало, но мне помогли справиться предварительные расчеты.
01.00, зона V, 20 сентября 1945 года, Кливленд, мотель «Скайвью»: Трансформер, младенец и я появились в пригородном мотеле. Я заблаговременно зарегистрировался под именем Грегори Джонсона из Уэррена, штат Огайо, поэтому мы возникли в комнате с задернутыми шторами, закрытыми окнами и запертыми дверьми. Всю мебель я сдвинул к стенам — машина при срабатывании иногда рыскает в пространстве, и если, к примеру, стул стоит в неподходящем месте, можно сильно ушибиться. Стулу-то ничего не сделается, зато поле дает отдачу. Появление прошло гладко. Джейн безмятежно посапывала, я вынес ее на улицу, уложил в заранее приготовленную корзинку на заднем сиденье машины, доехал До приюта, поставил корзинку на ступеньки, проехал пару кварталов до «станции обслуживания» (там продавали нефтепродукты) и позвонил в приют. Подъехал снова, как раз вовремя — корзинку на моих глазах внесли в приют, добрался до мотеля, бросил возле него машину, вошел и переместился в Эпекс-билдинг, в 1963 год.
22.00, зона V, 24 апреля 1963 года, Кливленд, Эпекс-билдинг: Я вернулся с вполне приличной точностью — темпоральная точность, кроме случаев возврата в исходную точку, зависит от длительности прыжка. Если мои расчеты верны, то как раз сейчас в парке, пряным весенним вечером, Джейн обнаруживает, что она не совсем та «примерная» девушка, каковой себя считала. Поймав такси, я помчался к дому тех скупердяев, у которых она жила, велел водиле подождать за углом, а сам затаился в тени. Наконец я заметил их в дальнем конце улицы, в обнимочку. Он поднялся с ней на крыльцо и занялся серьезным делом — целовал на прощание. Времени на это ушло куда больше, чем я предполагал. Потом она зашла в дом, а он спустился по ступенькам на тротуар и отвернулся. Я незаметно приблизился и взял его под руку. — Вот и все, сынок, — прошептал я. — Я вернулся за тобой. — Ты! — Он ахнул и затаил дыхание. — Он самый. Теперь ты знаешь, кто он такой… а если пораскинешь мозгами, то догадаешься, кто ты… если же напряжешься еще чуток, то вычислишь, кто этот младенец… и кто такой я. Он не ответил, настолько оказался потрясен. И неудивительно — если тебе только что доказали, что ты не удержался и попытался обольстить сам себя. Я отвел его в Эпекс-билдинг и мы совершили новый прыжок.
23.00, зона VII, 12 августа 1985 года, база под Скалистыми горами: Я растолкал дежурного сержанта, сунул ему свое удостоверение и велел дать парню снотворное, уложить в постель, а утром завербовать. Сержант насупился, но начальство в любой эре остается начальством; он выполнил мой приказ, наверняка думая о том, что при нашей следующей встрече он может оказаться полковником, а я сержантом. В наших подразделениях такое не исключается. — Как его звать? — буркнул сержант. Я написал имя. Его брови поползли вверх. — Вот как? Г-м-м-м… — Просто сделайте свое дело, сержант. — Я повернулся к своему компаньону. — Сынок, все твои неприятности кончились. Скоро ты приступишь к лучшей из работ, известных людям… и станешь делать ее хорошо. Я знаю. — Но… — Никаких «но». Выспись хорошенько, потом обдумай мое предложение. Оно тебе понравится. — Еще как понравится! — согласился сержант. — Ты на меня
