притворства с кем-то из одного со мной круга, – продолжала Хоронея. – Тринадцать лет отшельничества… это, конечно, утомляет. Личина прирастает, иногда сама себе кажешься деревенской травницей… хотя эти скоты всегда меня опасались.

– Чем тебя Никанор не устраивал?.. – негромко спросила Василиса.

Кажется, вот оно, подходящее дерево.

– Я ведь не Хоронея. У меня было другое имя. Царские псы из Особого приказа искали меня двадцать лет по всей Рутении, но так и не нашли. Не догадались поискать здесь; но я сама виновата, приучила их к размаху. Тринадцать лет тишины, и единственная моя отрада – этот остров…

«Ага, – Василиса сделала еще одну отметку, – меня она все-таки не слышит». Волшебница полезла на столетний дуб, помогая себе магией. Времени чертить полноценный защитный круг у нее не было; скорее всего, у Хоронеи все было подготовлено заранее, вот она и в безопасности. Но вряд ли эта тварь умеет лазить по деревьям или высоко прыгать.

– …Здесь остались развалины старой, стоявшей еще до Прорыва обители Корпуса, – неслось откуда-то сверху. – Я знаю здесь каждый камень, каждую тропинку. Я откровенна с тобой, пресветленькая. Потому что я знаю, что ты отсюда не уйдешь, особенно по воде. О, малыш освободился. Готовься; он любит колдуний.

«Освободился. Значит, ты не рискнула к нему подойти и снять цепочку. Да, ты совершенно точно его боишься». Василиса устроилась на толстой ветке. Первый страх прошел, и теперь она искала выход.

– Может, ты и выстроила в спешке круг. Или прячешься на дереве. Я подожду, – в шуме листьев проступил еще один звук – шаги чудовища. – Мне обидно. Годами я здесь работала, а этот толстый болван Никанор решил осмотреть остров. Я подкинула ему фляжку, надежно отчищенную фляжку, чтобы он поверил в то, что здесь пусто, как в его башке. А теперь появляешься ты. Как так вышло?

Из кустарников выскользнула тварь. Не поднимая взгляда, она трусцой добежала до дуба, и только тогда посмотрела наверх. Снова раскрыла пасть, демонстрируя внушительные белые зубы. Потрогала лапой ствол. Села, не сводя взгляда с волшебницы.

– Знаешь, пресветленькая, я тебя презираю. Такую вот красивую, с черной косой до пояса, голубыми глазками, с иголочки одетую. Ты и такие, как ты, не видите силы, которая лежит перед вашими слепыми глазами. Вы молитесь на своего небесного царя, который дал людям магию, и при этом не видите, что настоящая мощь пришла из Нижнего мира с Отцом драконов! Я служила колдуньей годы, и не получила ничего, кроме молчания. Я вгляделась в Нижний мир – и обо мне говорила Рутения. Бедняга Загадкин. Он в молодости гонялся за мной годами, выпил столько моей крови. Это же он тебя послал? Мне приятно знать, что любопытство сгубило не кого-то, а его ученицу.

Пора. Жалко, но свою жизнь еще жальче. Не сводя взгляда с сидящей под дубом твари, Василиса вытянула из сумки куколку и положила ее на сук. Нащупав нож, она с силой, не глядя, резанула ладонь. Боли она почти не почувствовала, хотя из ладони натекло столько, что пол-лица куколки покраснело.

- На, куколка, покушай, волю мою послушай! – торопливо шептала Василиса, сдавливая раненой рукой лицо куклы. – Колдунья хочет меня со свету сжить, тварь призвала, сама за кругом укрылась. Попей моей крови, поешь земной силы, сломай круг, убей колдунью!

Глаза игрушки засияли красным светом. Соломенные ручонки дернулись. Василиса почувствовала, как что-то мягкое хлюпнуло под ее ладонью. Не теряя ни секунды, она бросила ожившую игрушку в ближайшую березу.

Трава под березой мгновенно пожелтела. Кукла стремительно увеличилась в размерах и перевернулась лицом вниз. Ее движения стали легкими, совершенно не похожими на походку карапуза. Тварь вздрогнула и повернулась к кукле.

- Убей! – взвизгнула Василиса. – Скорее!

Кукла рванулась с места за мгновение до того, как тварь пришла в себя и кинулась на новую добычу. Длинные ноги несли ее как скаковую лошадь. Когда выросшая кукла и собакоподобная тварь скрылись из виду, Василиса вынула из сумки череп.

– Свет алый, управление – мысль, - приказала она и принялась спускаться, держа наготове отводящие чары. – Двигайся поодаль, на расстоянии две сажени, укрывайся в кустах.

– Жаль, что ты не прозрела… – прошелестело над Василисой, когда она уже успела спуститься на землю и пройти по следу куклы, – Тва-а-а-а-а-а-а-арь!

Где-то впереди громыхнуло, взвыло, завизжало. Женский сердитый крик перекрыл истошный вопль боли. Видимо, круг все-таки разрушен, и теперь собака почуяла колдунью, которая не кидается серебром и не прячется на высоте. Василиса шла быстро, но без спешки. Крики впереди не утихали. Сначала она услышала протяжный, полный муки, вопль. А через несколько мгновений она увидела, что стало со всеми тремя.

Круг погас. Растерзанная кукла неподвижно лежала, накрыв телом полосу знаков. Одна из длинных плетей, которые отросли у куклы вместо рук, валялась оторванной в целой сажени от тела. Ноги ее были все в отпечатках зубов. По всей видимости, тварь сначала пыталась ее укусить, пока не рухнул круг. На чешуе чудовища отпечатались обгорелые полосы. Оно свалилось рядом с куклой, такое же неподвижное и безжизненное. Хоронея стояла, опираясь на свою палку, сгорбившись, как настоящая старуха. Перепачканная, вымазанная в крови, но стояла.

«Облети ее по широкой дуге», – приказала черепу Василиса.

– Ты! – прошипела Хоронея.

Василиса ударила сразу, на ходу, без разговоров. Пылающие перья – каждое с локоть длиной – закружились у ее руки и одно за другим понеслись к ведьме. Она стреляла со ста шагов, и Хоронея успела поднять руки и сотворить щит. Перья одно за другим врезались в прозрачную преграду и бессильно рассыпались множеством искр. Оставляя за собой покрытые инеем следы, Василиса медленно пошла вперед. Страх угас, скрылся где-то в глубинах сознания, его вытеснила злость.

– Все, что умеешь?! – крикнула Хоронея.

Перья посыпались, как град. Одно, второе, третье, десятое. Они летели и летели, каждое из них не пробивало ведьминой защиты, но и не давало ей сделать что-то еще. Василиса видела, как колдует ее противница: та поддерживала не купол, а преграду, закрываясь только с одной стороны.

«Рывок и огонь!»

Череп вылетел из кустов, как пушечное ядро, его глазницы на лету наливались алым. Хоронея успела увидеть, что к ней летит, но поднять новый барьер она уже не могла. Волна жара дошла даже до Василисы; черепа хватило лишь на мгновение, но ведьма вспыхнула, как лучинка. Хоронея истошно закричала от непереносимой боли, упала, забилась, ее щит расплылся в воздухе. Василиса продолжала бить до тех пор, пока горящая ведьма не перестала кричать и дергаться.