беду.

— Что вы имеете в виду?

— Глаз — это Индивидуальный признак. Искусственный глаз тем более. Цвет глаз редко бывает одинаков у большого количества людей. Кроме того, каждый искусственный глаз — это шедевр мастерства. Вы понимаете, что я имею в виду?

— Продолжайте, — сказал юрист.

— Зачем некто украл мой глаз и подсунул другой? Не может ли этот некто совершить преступление — кражу или убийство — и оставить мой глаз на месте преступления? Как доказать полиции, что я не виновен?

— Вы думаете, что полиция сможет опознать ваш глаз?

— Уверен. Любой эксперт может определить мастера. Полиция найдет этого человека и спросит у него, кому он его сделал. И тот, конечно, ответит: «Я сделал его Питеру Брунольду, тридцать девять ноль два, Вашингтон-стрит».

Юрист внимательно посмотрел на него.

— И вы думаете, — медленно спросил он, — что ваш глаз будет оставлен на месте убийства?

Питер Брунольд с минуту колебался, потом кивнул головой.

— И вы хотите воспользоваться моей помощью?

Брунольд снова кивнул.

— Убийство, в котором вы не замешаны, или… замешаны?

— Я невиновен.

— Откуда мне знать?

— Вы должны верить мне.

— И что я, по-вашему, должен делать?

— Я жду от вас рекомендаций, как надо вести себя. Вы опытный юрист, а также вам известны действия полиции и работа судей.

Перри Мейсон откинулся на спинку кресла.

— Убийство уже совершено? — спросил он. — Или его собираются совершить?

— Я не знаю.

— Хорошо, — сказал Мейсон. — Заплатите тысячу четыреста долларов за то, что все прояснится.

— Это будет зависеть от того, что вы намерены предпринять и чем все закончится, — медленно сказал Брунольд.

— Я думаю, что все кончится хорошо, — ответил Мейсон. — Я дам вам совет, а вы мне — тысячу четыреста долларов.

— Если он будет стоить этого.

— Совет будет хорошим.

— Пожалуй, этого мало, надо, чтобы он был совершенным, — сказал Брунольд.

— Полагаю, он будет именно таким.

— Я не думаю, что может существовать совершенный совет, — покачал головой Брунольд. — Я все время думаю об этом, сегодня я не спал всю ночь, пытаясь найти выход из положения. Но увы… Глаз будет идентифицирован, если полиция пойдет тем путем, как я сказал. Понимаете, вопрос не в том, чтобы доказать мою невиновность, когда полиция опознает глаз, а в том, чтобы исключить возможность обнаружения моего глаза.

— Я понимаю, — сказал Мейсон.

Брунольд достал из кармана четырнадцать сотенных билетов и бросил на стол.

— Вот баксы. Теперь скажите, что я должен делать.

Мейсон вернул Брунольду глаз, подложный положил себе в карман. Сложил деньги.

— Если полиция найдет ваш глаз первым, — медленно сказал он, — его опознают так, как вы сказали. Если найдут первым другой глаз, его тоже попытаются опознать. Если другой глаз найдут вторым, также попытаются опознать его. Если ваш глаз найдут третьим, его будут опознавать, как и два первых.

Брунольд нахмурился.

— Верните мне деньги, — сказал он.

— Если вы немного подумаете, то поймете, что я прав. Инцидент с вашим глазом потребует очень большой и сложной работы. Это такое же искусство, как его изготовление. Вы сами знаете это. А полиция ничего об этом не знает, пока то, что произойдет, не привлечет ее внимания.

Выражение лица Брунольда неожиданно изменилось.

— Вы имеете в виду, — спросил он, — то, что?..

Его голос стих.

Мейсон кивнул.

— Да, именно это я имел в виду. Поэтому и попросил тысячу четыреста долларов. Из-за этого дела у меня будут издержки.

— Возможно, я могу спасти… — начал было Брунольд, но Мейсон перебил его:

— Вы не знаете одной важной вещи в этом деле.

Брунольд в восторге схватил Мейсона за руку.

— Брат, — воскликнул он, — ты умный! Ты умен, как сам дьявол! Эта мысль так и не пришла мне в голову, хотя я не спал всю ночь.

— Мой секретарь знает ваш адрес? — спросил Мейсон.

— Да. Тридцать девять ноль два, Вашингтон-стрит. В этом же доме и моя работа. Кое-что насчет машин.

— Вы* сами владелец или работаете с кем-нибудь?

— Сам. Мне надоело работать на других. Я долго работал продавцом, болтался по поездам и потихоньку скопил деньги.

Он прищурил стеклянный глаз.

— В тысяча девятьсот одиннадцатом году я попал в катастрофу, — продолжал он. — Видите, до сих пор остался шрам. Больше двух недель я валялся в госпитале и еще целый месяц не знал, кто я, — потерял память. В общем, это дорого обошлось мне. Именно тогда я потерял глаз.

Мейсон с сочувствием кивнул.

— Хорошо, Брунольд. Если что-нибудь случится, сообщите мне. В случае моего отсутствия передайте все, что хотели сказать мне, Делле Стрит, моему секретарю. Она в курсе моих дел.

— И может держать язык за зубами?

Мейсон улыбнулся.

— Даже пытка на нее не подействует.

— А деньги?

— Не выйдет.

— А лесть? А любовники? Она же женщина.

Мейсон хмуро покачал головой.

— Беспокойтесь о своих делах, а я уж буду заботиться о моих.

Брунольд кивнул и направился к двери, через которую вошел.

— Прошу вас выйти через другой вход, — сказал Мейсон. — Эта дверь ведет в коридор…

Позвонил внутренний телефон. Мейсон взял трубку. Звонила Делла Стрит.

— Здесь Берта Мак-Лайн, шеф. Она вместе с братом. Они немного возбуждены и отказываются рассказывать мне о своем деле. Выглядят обещающе'. Вы примете их?

— Хорошо, через минуту проведи их в мой кабинет, — ответил он и положил трубку.

Брунольд стоял возле двери.

— Я забыл там свою шляпу.

Открыв дверь комнаты для клиентов, он удивленно воскликнул:

— Хэлло, Гарри, какого дьявола ты здесь делаешь?

Двумя прыжками Мейсон подскочил к нему и за плечи отстранил от двери.

— Подождите здесь, — резко сказал он. — Это вам не клуб, а кабинет юриста. И я не хочу, чтобы вы видели моих других клиентов, а они видели вас.

Он выглянул за дверь и обратился к Делле:

— Делла, принеси шляпу этого человека.

Когда Делла пришла со шляпой, Мейсон сделал ей знак закрыть дверь.

— Кто это был? — спросил он Брунольда.

— Молодой Мак-Лайн.

— Вы с ним знакомы?

— Немного.

— Знаете, зачем он пришел сюда?

— Нет.

— А знали, что он собирается сюда?

— Нет.

— А почему вы побледнели, когда увидели его?

— Я побледнел?