Мария Прилежаева Три недели покоя

1

Прими сходни. Носовую отдай.

Капитан в белом кителе, с могучими плечами и кирпичного цвета лицом командовал, стоя на мостике, прочно расставив ноги, — настоящий морской волк из повестей Станюковича. Немного странно было, что такой видный капитан с трубным голосом командует таким скромным пароходиком, однопалубным, с двумя десятками, не больше, пассажирских кают, забитой простым людом кормой и мешками заграничного риса в трюме, доставляемого по назначению.

— Прими сходни. Носовую отдай.

Грохоча, поехали сходни на пристань. Борт затворился. Куда-то вдоль палубы побежал матрос. Стекала вода с каната, улёгшегося витками у борта, как гигантская кобра.

— Кормовую отдай. Задний тихий.

Пароход прогудел низким басом, у Марии Александровны сжалось сердце. Этот гудок над Волгой так знаком Короткий, гулкий, будящий эхо. Она любила слушать его голос: «До свидания. Отплываем».

Под колёсами зашлёпала вода, и сразу пристань с оживлённой, летней толпой провожающих в цветных шарфах и шляпах-канотье, с беспорядочно наваленными ящиками, бочками, от которых резко пахло селёдкой, отодвинулась и стал виден Нижний, и чем дальше на середину Волги, разворачиваясь по течению, отходил пароход, тем отчётливее был виден Нижний на горах, радостная зелень Откоса, высокого, круто идущего вниз. Стены Кремля уступами сходят с гор и вновь поднимаются вверх, спокойные и тяжёлые. Башни с пустыми глазами бойниц. Вот они, знакомые башни. Коромыслову башню, пожалуй, не видно.

Они часто к ней приходили.

Мария Александровна почувствовала в груди холод волнения. Не ожидала, что далёкое оживёт в ней с такой силой.

О Коромысловой башне рассказывали легенду. На Нижний Новгород напали враги. Обложили город вражеские войска — ни входа, ни выхода. Насмерть стояли нижегородцы, не сдавались врагу. Съедены запасы, не осталось воды, погибать стали люди. Одна девушка решилась, взяла коромысло и вёдра и до рассвета пошла на речку Почайну за водой. Речка Почайна быстро сбегала тенистым овражком к Волге. Тайным ходом дошла девушка до Почайны, но вражеские дозоры заметили, напали. Стала она коромыслом отбиваться, сносить врагам головы с плеч. Да ударила о сосну и сломала. Тогда лишь одолели враги смелую девушку. Держали совет: «Когда женщины у нижегородцев такие смелые, то каково же нам будет, если мужчины выйдут из города?» И отступили от Нижнего Новгорода. А смелую девушку нижегородцы с великими почестями похоронили под башней и назвали башню Коромысловой.

Тогда они любили приходить к Коромысловой башне. Отсюда открывалась глазам Волга и впадение в Волгу Оки. Они любили долго идти вдоль кремлёвской стены, то говорить, то молчать и глядеть на Волгу.

Тридцать лет назад в Нижнем началось её семейное счастье. Она привязалась к этим местам. Иногда приходила к Волге, как на свидание. Илья Николаевич давал в классах уроки, а она соберётся в лавку за провизией или в город по какому-нибудь делу, а сама быстрее туда, на Откос.

Утрами тут пусто, просторно. Внизу под Откосом раскинулась Волга. Величавая, будто не течёт, а лежит. А жизнь кипит вовсю. Перекликаются пароходы, шустрые лодчонки снуют взад-вперёд, на полверсты растянулся караван грузно осевших в воду баржей, и тугой парус, кренясь набок, надуваемый ветром, сам как ветер Как она любила всё это! Она возвращалась домой. На душе свет, в глазах кружатся серебряные зайчики — нагляделась на Волгу, всю в солнечных пятнах. Но она помнила всё, что нужно её дому, и, вернувшись, принималась за работу со свойственной ей аккуратностью. Длинная, из четырёх комнат, квартира в первом этаже мужской гимназии чиста безупречно! Ни вещички зря. Ни соринки. Светло. Кисейные занавески. Цветы. И её душа, её радость — рояль.

Когда наступало время обеда, она надевала платье к лицу, поправляла причёску. Наверное, сейчас как раз в классах звонок. Уроки кончились. Выхватив ранцы из парт, сломя голову несутся гимназисты по лестницам. Даже отсюда, из квартиры учителя, слышен топот, словно табун жеребцов скачет.

— До свидания, Илья Николаевич!

— Илья Николаевич, а как вы относитесь…

Минут на пятнадцать кто-то крутолобый, упрямый задержит его своими вопросами. Он возвращается с уроков довольный. Как заманчив обеденный стол, покрытый накрахмаленной скатертью! Веселящая чистота в их доме, какой-то особенный умный уют. А заметил ли он её складненькое платье? Увидел. Заметил.

Потом, после обеда, когда он перескажет ей уроки и беседы с учениками, выльет огорчения и радости дня и все мысли, какие родились за день, она сядет за рояль. Любимый час. Свечи на рояле, слабо колышутся желтоватые языки. Колышутся тени, шаря по нотам, трогая клавиши, пробегая по его лицу, наискосок от неё, над роялем. Оперся о рояль. Она любила в те вечера играть Моцарта. Звонкий, светящийся Моцарт подходил к их счастью. Она была сдержанна, тиха, Моцарт за неё говорил. Как давно, как давно была молодость!

А пароходик набирает силу, пыхтит. Долгий глубокий гудок. И два коротких. Приветствие встречному. Здорово! Путь добрый.

Трёхпалубный, общества «Кавказ и Меркурий», «Владимир Мономах», весь белый, парадный, выставляя высокую грудь, шёл снизу. Длинная волна не спеша накатила от «Владимира Мономаха». Пароходик качнуло.

Нижний уже позади. Зелень Откоса, стены Кремля, купы темнолистых лип, опоясавших берег под набережной, налепленные один к другому, тесные, шумные причалы и толпящиеся у причалов пароходы; огромный паром, от утренней зари до заката прилежно пересекающий Волгу туда-назад, полный телег, лошадей и народу, нарядная яхта и медленный плот — всё позади.

Пароходик усердно плюхает плицами, с шумом и брызгами крутится вода под колёсами, за кормой бурлит пенистый хвост. Чайки, толпясь, провожают пароход, рассекают острыми крыльями воздух, падают к воде и с криком взмывают в синее сияние неба. Но постепенно редеют, отставая. Берега просторней, безлюдней. Правый берег высок, но уже не той высотой, что в Нижнем.

Когда в давнем 1863 году она приехала в Нижний, вчера ещё Машенька Бланк, ныне Мария Александровна Ульянова, жена старшего преподавателя физики, получившего назначение в Нижегородскую гимназию, она вглядывалась в город с благодарным любопытством, благодарила его уже за то, что здесь будет строить свою семью. Многолюдный, деятельный город. В нём была торжественность древнего Кремля, в храмах которого шли пышные и благолепные службы, пели церковные хоры, гудели колокола, гул и звон их растекались по Волге и заречным лугам. Каждый камень Кремля и старинных площадей говорил об истории. О