Город изнывал от июльской жары. Влажный горячий воздух лип к фасадам домов. Зудели раскаленные мостовые. Ныли набухшие испарениями туннели подземки. Хотелось прохладного ветра с реки, проливного дождя, снега, града. Даже надвигающийся вечер казался долгожданным, хотя Город и знал - никакого облегчения он не принесет.

   Город - прожженный бизнесмен - старался не показывать своей слабости. Записной денди, продолжал ходить франтом по моде столетней давности: костюм тройка, бабочка, шляпа из мягкого фетра, шелковый платок в нагрудном кармане. Cкалился в улыбке распахнутыми дверьми подъездов, подмигивал неоновыми вывесками, сверкал фальшивым золотом отраженного в стеклах солнца. Но белый воротничок безнадежно промок от пота, склеротический нездоровый румянец проступал на дряблых щеках, а к фирменному запаху бензина и одеколона примешивалась вонь гниющих помоек.

   Город никогда не был параноиком. И суеверным тоже не был. Но с утра кололо изношенное четырехсотлетнее сердце тревожное предчувствие.

   Что-то случится сегодня, что-то случится.

   А предчувствиям своим Город доверял, хотя не верил ни в бога, ни в черта -cлишком часто они сбывались.

   Когда-то Город был молодым, безграмотным, наглым юнцом в лохмотьях. С ножом за голенищем и кастетом в кармане. Крепко спал ночью, до седьмого пота вкалывал днем, наливался вечером дешевым бренди. Тогда сам черт был ему не брат, и любая беда по плечу. Теперь же он постарел, одряхлел, потускнел. Но и накопил бесценный опыт борьбы за свою шкуру. Главно - всегда быть начеку. Подставить подножку, ударить в спину, метнуть в глаза горсть песка: когда хочешь выжить - все идет в дело. Совестливые и чистенькие пропадают первыми.

   Летнее безумное солнце валилось за горизонт. Исколотое высотками небо заволокли сумерки. Предчувствие не уходило, наоборот, все сильнее давило на виски. Заставляло метаться от вокзалов и пристаней к хайвеям и жилым кварталам.

   Город пробежался взглядом по главному проспекту, где толпы шумных туристов перемешались с уставшими клерками, только что закончившими трудовой день. Неожиданно для себя засмотрелся на грациозную загорелую девушку, слизывающую капли мороженого с запотевшего брикета. Проверил, как продвигается ремонт старого моста. Заглянул на фондовую биржу - проконтролировать, как закрылся торговый день.

   Ничего не предвещало беды. Ни ветерка, ни облачка, ни руки, судорожно стискивающей в кармане рукоять пистолета. Даже бомжи, уличные сумасшедшие и торговцы дурью вели себя на редкость спокойно. И все же тревога не отпускала.

   До полуночи оставалось совсем немного. Секунды складывались в минуты, на электронных циферблатах, мигая, сменялись цифры. Город ждал, взволнованно покачивая фонарями. Семь минут до двенадцати, пять минут, три...

   - Старею, - подумал Город, - теряю чутье. Мерещится невесть что.

   Скрипя шинами к терминалу центрального автовокзала подкатил новенький автобус. Из дверей торопливо потек ручей засидевшихся пассажиров - любителей поздних путешествий. C последними секундами уходящего дня на асфальт ступил невысокий тщедушный человек с младенчески-розовым лицом в мелких морщинках и нависающим над ремнем уютным пивным животиком.

   Город напрягся, подобрался, как почувствовавший опасность дикий зверь.

   Приезжий лениво, со стоном, потянулся, раскинув коротенькие ручки: пуговица на рубашке оторвалась и укатилась в сторону, обнажив волосатую прореху на животе. Приезжий беспечно улыбнулся в закаменевшее лицо Города, воскликнул жизнерадостно:

   - Приветствую тебя, старый друг!

   - Опять ты, Старьевщик! - глухо прорычал Город.

   - Опять я! - радостно выдохнул приезжий. - Встречай, друг мой, разомкни объятья! Только не Cтарьевщик, mon ami, охотник по твою душу! Старую добрую тушу, нафаршированную человечиной. И да, какая сейчас у тебя лучшая гостиница?

   Сказать, что Город был взбешен - не сказать ничего.

   К черту ураганы, пожары и наводнения! Старьевщик посмел опять появиться здесь, на его законной территории, заботливо помеченной Городом, словно матерым волком!

   Этот, черт побери, охотник всегда появлялся неожиданно, бесцеремонно отрывая от нежной городской плоти самые лакомые куски.

   Триста лет назад Старьевщик появился в первый раз, и Город лишился больницы Святого Патрика. Двести лет назад Старьевщик выдавил весь южный порт вместе с кораблями. После этого Город принял меры. Расставил на бесчестного охотника за чужим добром хитрые капканы.

   В последний раз, ровно сто лет назад, они, как два хищника, стояли здесь же, вперив друг в друга налитые кровью глаза. И Старьевщик не выдержал, сдулся, опустил взгляд, убрался, как побитый пес.

   Тогда казалось - победа эта навсегда. Дьявольское отродье никогда больше не отважится даже приблизиться к его, Города, владениям.

   И все же - вот он, здесь.

   Наглый, самодовольный, уверенный.

   Почувствовал слабину Города? Надвигающуюся немочь? Легкий запашок бессилия?

   Или стал могущественее сам?

   Ответа нет. А должен быть.

   Иначе Городу конец.

   Крысы уходили из города на рассвете. Катились серой сосредоточенной волной по растрескавшемуся асфальту. Старые матерые бойцы с прижатыми к земле седыми мордами, беременные самки с отвисшим брюхом, детеныши с дрожащими розовыми хвостами. Торопились, чуяли беду, оглядывались презрительно: мы самые умные, самые ушлые, самые быстрые, вы пропадете - мы останемся.

   Пустошь, залитая шевелящейся крысиной массой. "Вот что меня ждет" - кривился Город. Кривился, но не впадал в панику. Потому что, тертый калач, держал в рукаве несколько козырей: короля, даму и четырех валетов.

   На черный день.

   Старьевщик развалился на кожаном диване как был: в грязных башмаках и