Собраніе сочиненій В. Г. Тана Томъ седьмой Духоборы въ Канаде. — Белая Арапія. — Искатели

ДУХОБОРЫ ВЪ КАНАДЕ Очерки

Вмѣсто предисловія

Въ жизни различныхъ общественныхъ группъ, большихъ и малыхъ, бываютъ иногда эпохи великихъ порывовъ, которыя проходятъ сквозь глубину народной души, какъ буря, и озаряютъ ее, какъ молнія, и долго потомъ въ сумеркахъ историческихъ будней онѣ сіяютъ, какъ маяки, возвѣщая человѣчеству надежду на движеніе впередъ и на лучшее будущее. Эти эпохи зарождаются на поворотѣ кризисовъ, въ сѣтяхъ строптивой тоски, которая не желаетъ дольше признавать окружающую неправду за нѣчто нормальное и неизбѣжное. Изъ своихъ сомнѣній онѣ создаютъ новое ученіе и превращаютъ его въ идеалъ, который спускается на дно народнаго духа и производитъ тамъ такое же потрясеніе, какъ струя подземнаго потока, проникшая въ вулканъ. Тогда общественная группа, поколебленная до самыхъ низшихъ слоевъ, поднимается, выходитъ изъ береговъ и въ судорожныхъ конвульсіяхъ пытается немедленно осуществить свой идеалъ, не считаясь съ отношеніями дѣйствительности и не обращая вниманія на условія времени и мѣста.

Всѣ такія попытки поражаютъ своимъ сходствомъ, и нравствственное стремленіе, лежащее въ ихъ основѣ, указываетъ постоянно въ одномъ и томъ же направленіи, какъ магнитная стрѣлка всегда обращается на сѣверъ. Съ неизмѣнною и однообразною правильностью онѣ стремятся перескочить черезъ историческую бездну, шагнуть впередъ на нѣсколько тысячъ лѣтъ и немедленно водворить царство Божіе на землѣ. Онѣ обыкновенно оканчиваются неудачей и въ лучшемъ случаѣ осуществляютъ только небольшую частицу обѣщаннаго возрожденія, но даже эти неудачи составляютъ для человѣчества лучшія изъ его воспоминаній, и безъ нихъ исторія потеряла бы смыслъ и цѣну.

Эпохи великихъ порывовъ развертываются обыкновенно на широкой исторической аренѣ, но иногда самыя мелкія общественныя единицы являются для нихъ такимъ же удобнымъ поприщемъ, и онѣ развиваются въ этихъ ограниченныхъ предѣлахъ съ наиболѣе характерными признаками, какъ будто соціологическій препаратъ, приготовленный въ лабораторіи природы и уединенный отъ окружающей среды для большей чистоты опыта.

Всякій, кто слѣдилъ за исторіей русскихъ духоборовъ въ теченіе минувшей четверти вѣка, легко могъ убѣдиться, что эта небольшая, но сильная группа русскаго племени переживала въ послѣднее время именно такое потрясеніе. Стоитъ вспомнить рядъ неожиданныхъ рѣшеній, которыя были приняты и осуществлены, попытки поступательнаго шествія по избранному пути, именно въ то самое время, когда воздѣйствіе окружающей среды сурово приказывало вернуться назадъ къ отправному пункту. Какъ бы для того, чтобы увеличить оригинальность явленія, исторія въ самомъ разгарѣ кризиса выдернула духоборскую группу изъ старой почвы и пересадила ее на совсѣмъ новое мѣсто, на плодородный континентъ, предназначенный въ судьбахъ человѣчества именно для подобной пересадки культуры. Это случилось четыре года тому назадъ, и съ тѣхъ поръ исторія жизни духоборовъ пріобрѣтаетъ двоякій интересъ, гдѣ изложеніе развитія духоборскихъ идеаловъ сплетается съ описаніемъ того, какъ пересаженное общественное растеніе пускаетъ свои корни въ новую почву, отчасти приспособляясь къ новымъ условіямъ, отчасти приспособляя ихъ къ себѣ.

* * *

Я познакомился съ духоборами почти неожиданно для самого себя, послѣ долговременнаго пребыванія въ Нью-Іоркѣ.

Пятнадцать мѣсяцевъ я просидѣлъ безвыходно въ гигантской столицѣ западнаго континента среди постылой и искусственной городской обстановки. Деревья, которыя я видѣлъ, были пересажены изъ далекихъ лѣсовъ на предварительно опустошенную почву; цвѣты, которые я могъ держать въ рукахъ, были куплены за деньги на уличномъ перекресткѣ. Я ѣлъ поддѣльную пищу, поздно вставалъ, работалъ по ночамъ, читалъ бюллетени о кулачныхъ бояхъ и подробные отчеты о празднествахъ милліардеровъ въ Саратогѣ, пробѣгалъ телеграммы о македонскихъ, армянскихъ, африканскихъ и бессарабскихъ звѣрствахъ, и, наконецъ, мнѣ стало не въ моготу. Я встрѣчалъ слишкомъ много людей, жилъ въ самой гущѣ общественной жизни и теперь ощущалъ повелительное стремленіе бѣжать безъ оглядки, куда-нибудь на край свѣта, отъ этихъ машинъ, электрическихъ трамваевъ, пронзительныхъ фабричныхъ свистковъ и безсонныхъ кафешантановъ.

Тогда я вспомнилъ, что на далекомъ западѣ, за рубежомъ Великихъ Озеръ, тамъ, гдѣ дымное дыханіе фабричной культуры еще не успѣло помрачить зеленое лоно преріи, поселилась горсть русскихъ мужиковъ и настойчиво пытается осуществить на дѣлѣ именно ту утопію, которую пророческая мечта выставляетъ предъ человѣчествомъ какъ идеалъ отдаленнаго будущаго. И я почувствовалъ себя какъ бы обязаннымъ закончить свое пребываніе въ Америкѣ знакомствомъ съ этимъ оригинальнымъ отросткомъ русскаго племени, на половину противъ своей воли переброшеннымъ черезъ океанъ.

Знакомство мое съ Духоборіей было непродолжительно, но впечатлѣніе отъ него осталось тѣмъ болѣе цѣльно и сильно.

Это былъ цѣлый русскій округъ, занимавшій шестьдесятъ миль въ длину и сорокъ въ ширину. Пятьдесятъ духоборскихъ селъ лежали на просторѣ этой обширной территоріи, какъ длинная кисть, протянутая вдоль одной главной дороги. Всѣ инородные элементы отошли въ сторону. Кругомъ были русскія лица, русскія избы, даже русскіе плетни на задворкахъ деревень. Пять недѣль подрядъ я почти не слышалъ англійской рѣчи, кромѣ случайныхъ вокабулъ, вытверживаемыхъ ребятишками изъ дешевой школьной азбуки. Иногда мнѣ положительно казалось, что передо мной сельскій уголъ Россіи, какимъ-то чудомъ перенесенный сюда за тридевять земель, въ тридесятое царство. Въ то же время это была новая, еще не видѣнная мною Россія. Окружавшее меня населеніе состояло поголовно изъ земледѣльцевъ, которые жили какъ братья и занимались мирнымъ трудомъ на плодородныхъ поляхъ Канады. Нигдѣ не было ни урядника, ни сотскаго, ни даже сельскаго старосты, ибо духоборская деревня исправляетъ свои дѣла безъ всякихъ особыхъ управителей. Иногда въ деревенской толпѣ, собравшейся на улицѣ, глаза мои невольно искали мундира или мѣдной бляхи съ надписью, но ихъ нигдѣ не было видно. Молодые парни по старой памяти носили кафтаны казацкаго покроя и суконныя шапки съ краснымъ кантомъ, но вмѣсто кокарды онѣ были украшены свѣжими цвѣтами, только что сорванными съ поля. Признаюсь,