Степан погодил убегать, вскинул пищаль. Чудище продолжало приближаться. Степан зажмурился и выстрелил, но пуля отскочила от тулова аки горох от медного котла, а тварь только почесала тугое пузо, подхватила Степана словно нашкодившего котёнка и вынесла в круг сородичей.

Они поглядели на него и продолжили свистеть между собой, будто в трубку дули. А чем дули? Никакого рта не было. Пониже глаз две дырки малые - и всё. И выражение гладкой морды ни у кого не менялось. Не понять, рады или осердились, болезные. Это всё Степан потом разглядел, когда сообразил уже, что пугалища вовсе не собираются его жрать. А сначала-то ух, как жутко стало! Вот чуяло же сердце, что неладно всё в Сибири. Знать, правду старики говаривали: живут местами людишки дюже безобразные! Уразумев, что им нет до него никакого дела, Акиньшин перекрестился, осмелел и начал приглядываться к чужакам. Они сидели себе и посвистывали, словно птички, размахивая почти человечьими руками. А вскоре, к своему удивлению, Степан начал понимать, о чём они свистели. Однако, понятое вообще не входило ни в какое разумение.

- Ну, всё, последние из междуречья прибыли. Пора грузить и отчаливать, - просвистел пузатый, которого Акиньшин обозвал про себя Пентюхом.

- Хорошо нынче поживились. Всю нашу планету сможем покрыть золотым одеялом. Пора! Засиделись мы здесь, - согласилось второе пугалище, на маленькой голове которого торчали во все стороны медные волосы, таких обычно прозывали шпынь-голова.

Третий, вальяжный и вялый, чисто киселяй, прикрыл глаза и, кивнув в сторону Степана, лениво свистнул:

- А с этим что будем делать?

Неожиданно для самого себя Акиньшин спросил:

- Не поделитесь богачеством? Куда вам столько?

- Вот наглец! - Пентюх как будто удивился, а у самого даже морда не покривилась. - А тебе оно на что?

- Ермаку Тимофеичу надобно, откупиться от царя-батюшки. Казаки столько живота положили, искавши его. А оно тут у вас грудами валяется... вижу, без надобности...

- Ну, это не твоего ума дело, - Шпынь-голова взъерошил изящной лапкой и без того взъерошенные волосы и добавил: - А твоего атамана уж и в живых нет.

- Как это?

- А вот так. Гляди, - лохматый нажал на какую-то пуговку на стене, и тут же на ней проступила картина. Да так ясно, будто Степан сам там оказался и смотрел на происходящее с берега.

Ночь. Большая луна повисла над стругами. А в них лежат вповалку казаки. Спит Ермак Тимофеевич, а рукой придерживает саблю на боку - ту самую, что добыл в одном из боёв с татарами. Не спит только часовой. Ходит дозором по берегу. Подкрались к нему сзади вороги. Упал, нет часового. И вот уже над Ермаком занесён боевой топорик.

- А - а-а! - закричал Степан. - Как же так? - Оглянулся беспомощно на этих, но бесчувственные даже не пошевелились. - Ну хоть бы панцирь ему - грудь защитить!

После его слов, откуда ни возьмись, оказался на груди Ермака панцирь. Звякнул топорик басурманский об него и отскочил. Но появился другой супостат и со всей силы воткнул копьё в шею спящего, между шлемом и кольчугой с медной опушкою. Захрипел, схватился за копьё, попытался встать Ермак. Покачнулся и за борт рухнул. И потянул его на дно тяжёлый панцирь...

Степан кинулся было к атаману - поднять, вытащить, пока не захлебнулся - но наткнулся на стену каменную.

- Беда...- сказал он, не в силах совладать со своим горем. - Ермак Тимофеич, отец родной... Как теперь домой ворочаться? На глаза царю-батюшке...

Шпынь-голова, похоже решил испытать его на прочность и выдал ещё одну новость:

- Да и царь ваш Иван IV Васильевич Грозный преставился. Другие правят...

- Свят, свят, - Степан в ужасе перекрестился. - Вот вы всё знаете... Кто же из вас троих Бог Неба?

- Бог на небе остался. А мы лишь его помощники. - Чужаки переглянулись, а Степан догадался спросить:

- Скажите, как там мои отец с матушкой?

На стене снова зашевелилась картинка. Отчий дом. Вот он сам, Стёпша, безусый отрок, выбежал из задней двери. Ломанулся сквозь колючий шиповник в саду, кубарем скатился в овраг, нырнул в черёмуховую пену. А позади взметнулся от крытых соломой построек столб дыма и потянул за собой в небо оранжевые языки пламени.

Потрясённый, поникший, молчал Степан.

- Ладно, хватит с него, - лениво просвистел Киселяй.

- Вот видите, - обратился Пентюх к своим, будто в продолжение прежней беседы, - земляне - грубые, жестокие люди. Да пусть они все друг друга перережут. Нам-то что?! Прилетим в следующий раз - планета свободная! Заселяй хоть всех наших!..

- Не скажи, - возразил Киселяй. - Перережут, кто нам металл добывать будет? Без него кораблей не построишь. А без новых кораблей немногих переселить получится.

- Ладно, отпускайте его. Пусть идёт осваивать Сибирь дальше. Там, снаружи, его принцесса ждёт, - свистнул Шпынь-голова.

Степан направился к выходу, а помощники Бога неба продолжали ему насвистывать:

- Ступай, Стёпша. Живите, как знаете. Про нас молчи, не говори никому, всё равно никто тебе не поверит... Да, можешь забрать себе мягкую рухлядь, что там в тюках навалена. Грузи на свои телеги, чтоб порожние не гнать. Нам звериные шкуры без надобности.

***

В большом таёжном улусе, со всех сторон окружённом горами, жил небольшой трудолюбивый народ. Не воины, а кузнецы и золотых дел мастера. Сюда-то и привела Мараш Степана Акиньшина, предстала с ним перед старым шаманом. И тот отдал за него свою дочь. Так и прижился Степан на сибирской земле, тут и пригодилась заложенная в нём родителями потребность излить большую нежность на всё живое.

Иногда в усыпанном звёздами небе появлялись сразу две луны. Люди говорили, Бог Неба проснулся.

Мараш в такие двулунные ночи доставала бубен и начинала танцевать. Будто раненая птица взмахивала рукавами-крыльями, надламывалась в тоненькой талии, потом выпрямлялась и выпущенной стрелой летела над землёй. Приземлялась, едва касаясь травы, и вновь вспархивала ввысь. Длинная коса то летела следом, то обвивалась вокруг стана. Тревожно гудел бубен, в который она била колотушкой, сопровождая удары протяжной песней, нежно звенели монисты. Из-под длинных ресниц сверкали двумя звёздами глаза.

Степан не всё понимал из того, о чём она говорила с Богом Неба, но каждый раз, глядя на звёзды и двойную луну, помахивал на всякий случай рукой, приветствуя своих старых знакомцев Киселяя, Шпынь-голову и Пентюха.

© Татьяна Юрина 16.12.2016