Джеральд Старк Волчья башня

Страницы летописей — I Прах, рассеянный по свету

3 день Второй летней луны 1313 года по основанию Аквилонии.

Ночь, безлунная и душная, медленно плывущая над лесами и горами Пограничья. Клочья тумана цепляются за выступы скал и вершины деревьев, смешиваясь с полосами дыма. Едкий запах горелой древесины и ткани, сладковато-гнилостные испарения — признак множества недавних смертей. Клубящаяся туманная хмарь повсюду… и, может, это к лучшему.

Обширное пепелище на Восходной окраине Вольфгарда, подле Бронзовых ворот. Два дня назад здесь шумела, сверкая радугой красок, Летняя Ярмарка, собиравшая гостей со всех окрестных земель. Теперь на ее месте — притихший пустырь, утыканный обгоревшими остовами лавок. Завалившаяся на бок карусель похожа на костяк невиданного чудовища, белесый скелет, обглоданный временем и хищниками. Между бывшими торговыми рядами, если присмотреться, можно уловить вороватое копошение. Тени перебегают с места на место, приглушенно рыча и торопясь урвать кусок добычи.

Городские ворота. Одна створка наполовину распахнута, второй нет вообще. Она мертвым грузом распласталась на бревенчатой мостовой — груда дерева и слегка тронутого ржавчиной железа. Караульная будка при воротах пустует. Никто не окликает припозднившихся горожан и не присматривает за ведущим к столице тарктом.

Да и окликать стражам порядка некого. В городе темно, факелы, обычно освещающие по ночам улицы, не горят, только в сумрачном массиве коронного замка мерцают еле различимые огоньки. Вольфрагд не кажется мирно спящим, скорее вымершим, словно задетым смертоносным крылом чумы.

В застывшей тишине внезапный звук шагов заставляет вздрогнуть. Он приближается, усиливается, многократно отражаясь от стен. Это не мерный топот кованых сапог, не уверенный перестук копыт, но нечто иное — мягкое шарканье быстрых лап, грузная поступь тяжеловесного зверя, частый цокот собачьих когтей.

Животные появляются из темных переулков, выскакивают из подвалов, спрыгивают с крыш. Принюхиваются, оглядываются и бегут дальше. Их много, невероятно много, больше, чем усел бы сосчитать пораженный человеческий глаз. Преобладают волки, столь частые в лесах Пограничья, однако среди них замешались и рыси, и вепри, и снежные барсы, и даже медведи. Косматая река течет, протискиваясь в ущелья проулков, перемахивая через низкие плетни и палисадники, огибая замершие в темном ужасе островки домов.

В голове колонны, как ни странно, трусит лошадь. Коротконогая мохнатая лошадка асгардской породы ошалело косится по сторонам, фыркает от резкого запаха хищников, но движется вперед, повинуясь всаднику. Седок под стать коню — маленький и беззащитный среди ловких, стремительных зверей.

Не слышно ни рева, ни лая — только шелест сотен лап. Ни одной мимолетной свары, обычной между собравшимися в стаю хищниками, не завязывается в гуще странной процессии. Невиданное шествие набирает силу не главной улице Вольфгарда и движется прямиком к Бронзовым воротам, у остаткам Летнего Торжища, к тлену и зловонию разложения — прочь из кольца городских стен.

Но путь не свободен.

Передние ряды останавливаются, подаются назад, тесня задних. Хрупкая предутренняя тишина нарушается множеством звериных голосов, в которых слышится почти человеческий страх и нарастающая паника. Лишь мохнатый конек, понукаемый своим странным всадником, неохотно рысит по мостовой — но вскоре и он вынужден остановиться, потому что в высокой арке ворот перед ним стоит Большой Зверь.

Скудный свет маслянисто поблескивает на лаково-черном панцире, убийственно острых шипах и многочисленных сочленениях семифутовой фигуры, похожей то ли на рыцаря в драгоценных латах, то ли на вставшее в боевую стойку гигантское насекомое — богомола. Зверь, явно красуясь, чуть разводит руки, поводит плечами, одетыми в шипастую броню. Вспыхивают длинные хитиновые клинки бритвенной остроты на обеих руках — не хуже прославленных рыцарских мечей. Гениальный безумец-скульптор мог бы придать такой образ воплощению Силы Хаоса. Тем не менее голос, гремящий металлом над останками ярмарки, звучит почти по-человечески — в нем, пожалуй, даже угадывается насмешка:

— Решила украсть мою Стаю, маленькая принцесса? Никто не выйдет из Вольфгарда без моего Слова. Твоя сила не сравнится с моей. Признай власть Вожака, Наделенная Даром. Или — умри.

Маленькая наездница молчит, словно бы в нерешительности, и с трудом сдерживает смертельно напуганного конька. Потом, по-прежнему не говоря ни слова, начинает вылезать из седла.

Словно две серых молнии метнулись к воротам — два красавца-барса, преодолев страх, атаковали Вожака, защищая Наделенную Даром. Но даже на схватку равных это не тянет — воплощение Хаоса просто расплывается на миг в движении настолько стремительном, что глаз не в силах его уловить, и спустя два удара сердца на истоптанной земле остаются два исковерканных и выпотрошенных тела. Над звериной процессией разносится горестный стон. Но та, что вела скогров прочь из разоренного Вольфгарда, уже спешилась.

Подошла к внушающему ужас Вожаку. Протянула маленькую ладонь.

— Посмотри, что ты наделал, Рэф из Ильгорта, — говорит Ричильдис, Наделенная Даром, и в ее голосе нет ни страха, ни гнева — только глубокая печаль.

Большого Зверя, Вожака больше нет. Есть высокий, худой человек со странными светлыми глазами и копной растрепанных волос. Он озирается вокруг, словно внезапно проснувшись, и во взгляде его сквозит безумие.

Внезапно он испускает душераздирающий вопль и падает на колени, закрывая лицо руками. Мгновение Ричильдис смотрит на него, совсем по-взрослому горестно качая головой. Затем она возвращается к своему мохнатому коньку, который рад бы убежать, да некуда, и с трудом забирается в седло.

— Что теперь? — мертвым голосом спрашивает человек, обращаясь разом к молчаливому всаднику, темному небу над головой и шумно дышащему, нетерпеливо ерзающему сборищу зверей. — Крикнешь своей стае: «Ату его!»? Прикажешь своему любимцу? Но ведь не оставишь меня… так?

Всадница на низкорослой лошадке качает головой. Ее обычно звонкий голосок предательски срывается, но слова звучат вовсе не по-детски. Молодой волк со светло мерцающей в темноте шерстью, неотступно сопровождающий и оберегающий Наделенную Даром, выступает вперед, обнажая клыки, но Ричильдис останавливает его жестом.

— Суди себя сам, — звучит приговор. — Стая больше не убивает. Беги прочь из страны, начни жить заново…