- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (36) »
риск один и тот же. Но повторяю: ты ничем не рискуешь. — Бежал! — сокрушенно повторил Мариано. — Да, но этого человека ты даже не увидишь. Через несколько дней ты совсем забудешь об этой истории. — До чего глупо! — пробормотал Мариано, словно обращаясь к самому себе. — Не беспокойся. — Эмилио сел на диван. — Поверь мне, тебе нечего опасаться.
Мариано продолжал качать головой с отсутствующим видом.
В этот момент в прихожей зазвонил телефон, и ступеньки деревянной лестницы заскрипели под быстрыми шагами. Послышался голос служанки:
— Нет, хозяйка вышла. Хорошо, я передам. — Ну, — сказал Эмилио, — дашь мне ключи? — Когда они тебе понадобятся? — Сейчас. Иначе бы я не торопился. — Ммм… — простонал Мариано, не двигаясь с места.
Эмилио уперся руками в колени.
— Послушай, — начал он. — Ты, надеюсь, не передумал? — Я этого не сказал. — Ты не можешь отказаться. Ты же дал слово.
Полузакрыв глаза, Мариано открыл ящик стола. Не глядя, на ощупь, отыскал надетые на кольцо ключи. Эмилио встал. Отдавая ключи, Мариано снова заколебался.
— Умоляю тебя! — взволнованно проговорил он. Глаза его увлажнились. — Тебе нечего бояться, — ответил Эмилио, положив ему руку на плечо.
Незаметно, подобно рыбе, которая скользит в воде, словно и не двигаясь, втерся Мариано между мужем и женой. Он знал, что для образования жемчужины необходимо, чтобы в раковину попала песчинка. Неважно, большая или маленькая, лишь бы она оказалась на том месте, где нужно. Беседуя с пациенткой во время частых визитов по поводу ее болей в пояснице, он обронил ненароком несколько замечаний о своих любовных связях, многочисленных, но кратковременных из-за обилия претенденток. Пробудив ее любопытство, он стал его подогревать менее расплывчатыми и более пикантными деталями. Главное — не слишком перегибать палку. Признаваться в своих успехах как бы нехотя, словно уступая наплыву образов, надо вызвать любопытство, но избежать недоверия. Он быстро сообразил, что молву о любовных победах разносят сами победители, а не побежденные. Так, исподволь, он убедил себя, а главное ее в своей неотразимости. Он явственно припоминал женщин, которых и в глаза не видел, любовные истории, которые ему и во сне не снились, счастливые минуты в каких-то невероятных лесных кущах, восторги любви, которым он якобы предавался на берегу озера, где когда-то удил рыбу с отцом, остро переживал страх быть уличенным в нарушении приличий, будто бы испытанный им в музее, куда он как-то забрел ненадолго во время войны. Иногда в своих россказнях он путал места и действующих лиц, но она поправляла его с улыбкой соучастницы, наивно полагая, что напор воспоминаний мешает их правильному изложению. А он, подобно всем лгунам, кончил тем, что стал находить вкус в своих выдумках и в совершенстве овладел искусством вымысла. Подобно тому, как самые отчаянные наглецы нередко считают себя существами робкими (кстати, робость испытывают, по их собственному признанию, и актеры), чем неправдоподобнее становились его небылицы, тем правдивее и искреннее считал он себя. Поэтому при описании воображаемых встреч он не сомневался, что они могли и даже должны были состояться. Так, хотя и мысленно, стремился он наверстать то, чего случаю, а не судьбе, вершащей людскими делами, угодно было лишить его в жизни. И чем больше увиливал он от подробностей — этого подводного камня для всех лгунов, — тем больше она хотела их знать, и в конце концов это оказало ему двойную услугу: он стал выглядеть предприимчивым и в то же время по-мужски сдержанным. Она слушала его с нескрываемой жадностью, сочувствуя воображаемым персонажам, словно сама была дублершей его любовниц.
Оскорбленная холодностью мужа в постели, она утешала себя всевозможными объяснениями, кроме единственного верного — она не пробуждала в нем желания. К этой мысли она пришла лишь много позже, поняв, что муж испытывал по отношению к ней те же чувства, что и она по отношению к нему. Открытие того, что равнодушие мужа лишь следствие ее собственной холодности, озадачило ее и стало пищей для нескончаемых размышлений. Иногда, после принятия душистой ванны, она проводила ладонью правой руки по запотевшему зеркалу и разглядывала в нем свое обнаженное тело. Она испытывала щемящую грусть и чувствовала себя большой гусеницей, напрасно ждущей превращения в бабочку. Ей приходили в голову героини романов, жившие в провинциальном мирке, где, по их выражению, «ничего не происходило». Только теперь ей открылось, что глагол «происходить», употребленный в отрицательном смысле, не имел никакого касательства к вопросам жизни или смерти цивилизации. У него было единственное, хотя и подспудное, значение, единственный тайный смысл — любовь, и с исчезновением этого смысла все летело в тартарары, не оставляя места ничему другому. Тогда она решила, что и с ней должно что-нибудь «произойти».
Превращение духовной близости в физическую оказалось для нее и для Мариано потрясением. Будучи уверены, что они знают свою роль, они сыграли другую, предчувствуя, однако, что их ждет третья. Но и к этой роли, после стольких лет связи, они были не готовы. Узы плотского влечения, подкрепляемые согласными прихотями, привычками, взаимной
II
Ее дом, куда Мариано добрался пешком минут через двадцать, утопал среди пиний в парке на искусственном холме. Спроектированный архитектором, увлекавшимся историей зодчества, дом поражал смесью всевозможных стилей: греко-римская колоннада в нижнем этаже сменялась готическими арками окон на втором, верх завершался крышей в виде пагоды и навесной галереей справа. Под водостоком виднелся циферблат миниатюрных солнечных часов, на который из-за пиний никогда не падало солнце. Вызывавший восхищение воскресных зевак, изумленно взиравших на него сквозь прутья решетки, и презираемый, скорей из зависти, соседями, особняк напоминал Мариано дома с немецких сентиментальных открыток, будораживших его воображение в детстве. Стоило ему толкнуть железную калитку и пойти по тропинке, петлявшей среди травы, как он оказывался в каком-то заколдованном царстве. Но в этом он никогда не признавался ни ей, ни ее мужу из боязни, что его не поймут или превратно истолкуют. Со дня обручения дом этот стал первой осуществившейся мечтой супругов и единственной — выдержавшей испытание браком. Они вступили в союз, убежденные в правильности своего поступка с точки зрения имущественного и социального положения, но вскоре убедились, что совершили ошибку. Все, казалось, должно было превратить их в счастливую парочку, но любовь так и не пришла к ним.Незаметно, подобно рыбе, которая скользит в воде, словно и не двигаясь, втерся Мариано между мужем и женой. Он знал, что для образования жемчужины необходимо, чтобы в раковину попала песчинка. Неважно, большая или маленькая, лишь бы она оказалась на том месте, где нужно. Беседуя с пациенткой во время частых визитов по поводу ее болей в пояснице, он обронил ненароком несколько замечаний о своих любовных связях, многочисленных, но кратковременных из-за обилия претенденток. Пробудив ее любопытство, он стал его подогревать менее расплывчатыми и более пикантными деталями. Главное — не слишком перегибать палку. Признаваться в своих успехах как бы нехотя, словно уступая наплыву образов, надо вызвать любопытство, но избежать недоверия. Он быстро сообразил, что молву о любовных победах разносят сами победители, а не побежденные. Так, исподволь, он убедил себя, а главное ее в своей неотразимости. Он явственно припоминал женщин, которых и в глаза не видел, любовные истории, которые ему и во сне не снились, счастливые минуты в каких-то невероятных лесных кущах, восторги любви, которым он якобы предавался на берегу озера, где когда-то удил рыбу с отцом, остро переживал страх быть уличенным в нарушении приличий, будто бы испытанный им в музее, куда он как-то забрел ненадолго во время войны. Иногда в своих россказнях он путал места и действующих лиц, но она поправляла его с улыбкой соучастницы, наивно полагая, что напор воспоминаний мешает их правильному изложению. А он, подобно всем лгунам, кончил тем, что стал находить вкус в своих выдумках и в совершенстве овладел искусством вымысла. Подобно тому, как самые отчаянные наглецы нередко считают себя существами робкими (кстати, робость испытывают, по их собственному признанию, и актеры), чем неправдоподобнее становились его небылицы, тем правдивее и искреннее считал он себя. Поэтому при описании воображаемых встреч он не сомневался, что они могли и даже должны были состояться. Так, хотя и мысленно, стремился он наверстать то, чего случаю, а не судьбе, вершащей людскими делами, угодно было лишить его в жизни. И чем больше увиливал он от подробностей — этого подводного камня для всех лгунов, — тем больше она хотела их знать, и в конце концов это оказало ему двойную услугу: он стал выглядеть предприимчивым и в то же время по-мужски сдержанным. Она слушала его с нескрываемой жадностью, сочувствуя воображаемым персонажам, словно сама была дублершей его любовниц.
Оскорбленная холодностью мужа в постели, она утешала себя всевозможными объяснениями, кроме единственного верного — она не пробуждала в нем желания. К этой мысли она пришла лишь много позже, поняв, что муж испытывал по отношению к ней те же чувства, что и она по отношению к нему. Открытие того, что равнодушие мужа лишь следствие ее собственной холодности, озадачило ее и стало пищей для нескончаемых размышлений. Иногда, после принятия душистой ванны, она проводила ладонью правой руки по запотевшему зеркалу и разглядывала в нем свое обнаженное тело. Она испытывала щемящую грусть и чувствовала себя большой гусеницей, напрасно ждущей превращения в бабочку. Ей приходили в голову героини романов, жившие в провинциальном мирке, где, по их выражению, «ничего не происходило». Только теперь ей открылось, что глагол «происходить», употребленный в отрицательном смысле, не имел никакого касательства к вопросам жизни или смерти цивилизации. У него было единственное, хотя и подспудное, значение, единственный тайный смысл — любовь, и с исчезновением этого смысла все летело в тартарары, не оставляя места ничему другому. Тогда она решила, что и с ней должно что-нибудь «произойти».
Превращение духовной близости в физическую оказалось для нее и для Мариано потрясением. Будучи уверены, что они знают свою роль, они сыграли другую, предчувствуя, однако, что их ждет третья. Но и к этой роли, после стольких лет связи, они были не готовы. Узы плотского влечения, подкрепляемые согласными прихотями, привычками, взаимной
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (36) »