Русуберг Татьяна Джек на Луне

"Луна — неплохое место. Точно заслуживает короткого визита".

Нил Армстронг

0

Жизнь несправедлива. Это один из ее законов, вроде теоремы в математике: сумма углов треугольника всегда 180. И все равно, когда сталкиваешься с этим, удивляешься.

Все знают Нила Армстронга, первого человека на Луне. И его знаменитую фразу, придуманную заранее, которую он даже не смог выговорить правильно. "Один маленький шаг для человека…". Достаточно быть вторым, чтобы про тебя забыли. Правда, ну кто помнит теперь про Базза Олдрина? А ведь он тоже был там, тоже оставил свои следы в Лунной пыли — следы, которые не тронуло время, потому что на Луне нет эрозии. Базз мечтал о единственном спутнике Земли всю свою жизнь, а когда вернулся обратно, то только и думал о том, как бы попасть туда снова. Он писал книги о Луне, он смотрел на нее одинокими ночами, заливая тоску дешевым виски. Но запомнили не его.

Ты тоже забудешь меня, потому что я был всего лишь вторым. Ты даже не сможешь прочитать то, что я пишу сейчас. И все-таки я пишу для тебя. Не знаю, зачем я это делаю. Наверное, чтобы объяснить… Или чтобы понять самому. Мне всегда нужно было сначала написать, чтобы понять, будто слова на бумаге создают смысл, которого нет в звуках или мыслях, толкущихся у меня в голове. Поэтому я расскажу все честно, так, как оно было. Это не будет дневник, или что-то такое. У меня никогда не получалось писать дневник. Я просто расскажу свою историю так, как если бы рассказывал другу, которого у меня нет. Как мог бы рассказать тебе, если бы ты сама не участвовала во всех этих событиях. Как мог бы рассказать, если бы был уверен, что хочу, чтобы ты знала правду…

Я долго думал с чего начать. А потом понял — ничего, быть может, и не произошло бы без Луны и Базза, поэтому начну именно с них.

Лунный заговор

Я сидел на лоджии и писал проект про миссию "Аполлона 11". Почему я сидел на лоджии? Потому что в гостиной был накрыт стол, с кухни меня выперли — там царил пирог с подгоревшей корочкой, а больше места в квартирке тети Люси не нашлось.

Школьный компьютер барахлил, буквы "M" и "N" на убитой клаве западали. Меня это реально забодало — ведь слово "Луна"^[1] приходилось писать в каждой второй строчке. Над двором клубилась грозовая туча. Воздух набух электричеством, и казалось, волоски на руках и шее от него становятся дыбом. На соседнем балконе голосил выставленный в коляске "погулять" младенец. Родители, по ходу, про него забыли, так как надрывалось дитё уже минут десять.

Помню, что я думал о том, почему первым стал именно Нил Армстронг — потому, что сидел ближе к выходу? Или НАСА специально выбрала скромного парня для миссии, чтоб не зазвездил? И как воспринял это Базз?

Но тут в дверь просунулась укладка тети Люси в облаке яблочно-сдобного духа:

— Так, все, Жень. Я почапала. Веди себя прилично, мать не подводи, — и, скосив очки в сторону гостиной, мамина подруга перешла на трагический шепот — точнее, приглушенные вопли, ведь ей приходилось соревноваться с глоткой соседского младенца. — Может, это у нее последний шанс. Последняя надежда на счастье. Так что не будь эгоистом. Ну, ты меня понял? — близорукие глаза подозрительно блеснули на меня из-под затуманенных духовкой стекол.

— Понял, — кивнул я, клятвенно прижав ладонь к груди. — Буду паинькой.

Тетя Люся сверкнула в улыбке золотым зубом и заорала во всю силу легких, коверкая датские слова:

— Эй! Памперсы ребенку смените уже! А то позвоню в Общество Защиты Детей!

Младенец испуганно заткнулся, и внезапную тишину заполнил далекий пока гром, и очень близкая ругань на турецком. На балконе соседей хлопнула дверь. Тетя Люся удалилась, высоко вскинув подбородок. Из-за разделяющей лоджии пластиковой перегородки высунулась всклокоченная черная голова. Под аккомпанемент возобновившихся "уа-уа" герр со звучной фамилией Аюдемир — так значилось на табличке на лестнице — принялся объяснять, что сделает со мной, если я еще раз разбужу его сына, и что еще хуже — его самого после ночной смены.

Я закрыл ноут — все равно забыл, что хотел написать, — показал турку средний палец и смылся. В комнате мама перед зеркалом наводила последний глянец на свою боевую раскраску.

— Что там за шум? — спросила она уголком рта, чтобы не дрогнули ресницы.

— Сосед взывает к Аллаху, — я хлопнулся на продавленный диван и зашарил под столом в поисках пульта от телека.

— А что так громко? — мама повернулась к зеркалу другим глазом и хищно прищурилась. Репетировала.

— Гроза, — пожал я плечами. — На линии помехи. Пульт где?

— Ой, я наверное его в ящик засунула, когда убиралась, — за глазом прошли инспекцию губы, нос получил еще одну порцию пудры. — Да не включай ты этот ящик, Жень. Лучше вон музыку поставь. Только нормальную, а не свою эту дыщ-дыщ-дыщ.

Я тягостно вздохнул и попытался еще раз:

— Мам, может, я все-таки пойду, а? Ну зачем я вам? Вы тут сами посидите, побеседуете культурно, а я к Мемету сгоняю, у нас проект…

— Знаю я ваши проекты! — она наконец оторвалась от зеркала и развернулась ко мне всем фасадом лучшего и единственного платья — черного с блестками. — Снова после них мне тебя из полиции вытаскивать?! — При виде моей кислой рожи мама смягчилась. Улыбнулась и кокетливо приняла позу супермодели из телевизора. — Ладно, лучше скажи, как я выгляжу?

— Сногсшибательно, — я ухватил печеньку из вазочки и отправил в рот. — Ты у меня самая красивая. А может, я тогда в библиотеку?

— Ты знаешь туда дорогу? — подрисованная бровь красиво взлетела под каштановые завитки. — Я же говорила, Себастиан хотел с тобой познакомиться. С кем же он знакомиться будет? С твоей фотографией? Ты лучше серьезно скажи, мне нормально? Со стола не таскай!

Моя рука замерла в миллиметре от конфеты в зеленом фантике — тетя Люся недавно привезла их из Москвы. Я критически прищурился на блестки:

— Ну-ка, повернись.

Мама сделала сосредоточенное лицо и осторожно сделала кружок на каблуках. Пока она была ко мне спиной, я успел-таки свистнуть конфету.

— Ну что? — от волнения мамины щеки разрумянились, и она показалась мне молодой-молодой, как на своих старых фотографиях, тех, где у нее лебединая шея под высокой прической и белые воротнички.

Я нахмурился в позе мыслителя, незаметно дожевывая шоколад.

— Что, плохо, да? — нижняя губа у мамы задрожала, руки неуверенно одернули подол. — Слишком коротко наверное? Я так и знала, что вульгарно будет смотреться. Вечно мне