близнецов — Леонида и Александру — возразила артистке:

— Нет, Танечка, о Боге надо говорить везде и всегда. Особенно — о новом понимании Бога. Ведь то, чему учит Православная Церковь…

— Машенька, опять за старое! — вмешался сидящий на дальнем конце стола отец Никодим, — ведь не только я, но и Дева Мария тебе, кажется, объяснили, что фанатизм — очень тяжёлый грех. Уводящий нас от любви и приводящий к ненависти. Хотя, — посмотрев на Илью Благовестова, священник продолжил менее уверенным тоном, — имея такого мужа, ты можешь пренебрегать моими наставлениями. Ибо теперь у тебя есть куда лучший наставник, чем я — недостойный пастырь…

(В отличие от Окаёмова, в чьих глазах венчающий чело Илюшеньки Благовестова незримый ореол постепенно тускнел, в глазах отца Никодима окружающее историка неземное сияние, с каждым днём набирая силу, разгорелось до такой степени, что священник искренне удивлялся, почему мало кто замечает исходящий от Ильи нездешний Свет. Разумеется, кроме Марии Сергеевны, которая, едва увидев историка, как пала перед ним на колени, так мысленно и продолжала стоять в этой позе. Несмотря на то, что в спальне, проявив себя нежным, ласковым и вместе с тем очень темпераментным мужчиной, Илья способствовал полному раскрытию Машенькиной женской сути, она ни на секунду не усомнилась: её новый муж — Мессия. Второй раз пришедший на Землю. А его мужская сущность — от Его второй ипостаси: как Сына не только Божьего, но и Человеческого.)

— У, голубенькая моя Змеючка, — пропустив мимо ушей коротенький диалог между Марией Сергеевной и отцом Никодимом, Окаёмов обратился к Танечке, — «оседлала» своего Архизмия и рада стараться!

— А как же, Лёвушка, — мгновенно отпарировала артистка, — поскольку я теперь твоя муза, на мне лежит большая ответственность. В первую очередь, вдохновлять, поощрять, помогать в работе, однако — не только… иной раз, чтобы не ленился, необходимо и подстегнуть немножечко. Так что, назвав меня своей музой, терпи, бездельник!

Пошутив, Татьяна влюблёнными глазами посмотрела на своего «седобородого принца» — нет! В действительности, ни о какой лени не шло и речи — весь прошедший год Лев Иванович работал как заведённый. Не говоря о материальных трудностях, — покупка квартиры, помимо помощи Хлопушина и денег вырученных за Танечкино великореченское жильё, потребовала всех его сбережений, а также ссуды, которую Мария Сергеевна взяла в банке — по вечерам Окаёмов сочинял первый из десяти больших романов. Якобы по воле Нездешних Сил затребованных Ильёй Благовестовым у гнавшего в течение трёх десятилетий свой дар бывшего инженера-приборостроителя. А если учесть, что Татьяна, по рекомендации режиссёра Подзаборникова устроившаяся в экспериментальном театре «Лунная радуга» — зато, на первых ролях! — имела чисто символическую зарплату… короче, слава астрологии! Ибо только с помощью этой лженауки Льву Ивановичу удавалось не просто сводить концы с концами, но и выкраивать время и силы для исполнения своей трудной миссии — ещё бы! В пятьдесят один год, не будучи графоманом, взяться за написание десяти томов художественной прозы — если бы не муза-Танечка, Окаёмов, после двух-трёх месяцев мучений за письменным столом, послал бы к чёрту и Илюшеньку Благовестова, и свой на беду пробудившийся дар.

— Таня, я понимаю, назвав Льва Ивановича бездельником, ты пошутила, и всё-таки, знаешь… — заступилась за Окаёмова госпожа Караваева, вместе с Андреем приглашённая астрологом на свой день рождения, — мне кажется, это опасная шутка. А вдруг — сглазишь? И Лев Иванович превратиться если не в полного лодыря, всё-таки ему необходимо зарабатывать на жизнь, то уподобится подавляющему большинству мужчин, которые, отработав положенные часы, не хотят больше ничего знать? А уж о том, чтобы после «трудовых подвигов», выкраивая кусочки времени, писать романы, не будет и речи.

— У-у, Леночка, какая ты у нас заботливая! — неприятно задетая заступничеством не симпатичной ей госпожи Караваевой, закусила удила артистка. — Не сглажу, не беспокойся. Уж кому, как не мне, знать, где Лёвушку придержать, а где — слегка пришпорить?

На несколько минут ушедший в свои мысли, Лев Иванович упустил течение застольного разговора — только обращённое к отцу Никодиму сетование матушки Ольги отвлекло астролога от его проблем.

— Ох, батюшка, доиграешься! Ведь на тебя чуть ли не каждый день идут доносы в епархию. Это же надо додуматься — отпуская грехи, не накладывать никакой епитимьи! Мол, епитимью на вас пусть накладывает ваша совесть! А у кого её нет? А даже — если и есть? Ведь у большинства из нас совесть очень покладистая… всегда оправдывает все наши грехи. Для чего и нужен священник: чтобы напоминать, будить, уличать и, призвав к покаянию…

— …отшлёпать епитимьёй, как ребёнка! — за свою жену договорил отец Никодим, — очень удобно, матушка! Он, понимаешь, ворует, грабит, а то и убивает, а я ему: молись, постись, кайся и будешь прощён. Кем — матушка? Богом? Но ведь Бог — не Судья Человеку. После того, что, явившись во сне, мне открыл отец Паисий, а особенно после знакомства с Ильёй Благовестовым — я это точно знаю.

— Тебя, батюшка, не переговоришь, — вздохнула матушка Ольга, — ни когда ты был врачом, ни когда стал священником, ни, тем более, теперь — когда обратился в новую веру. Ведь это надо же додуматься, вместо освящённого веками словосочетания «Непорочное зачатие», начать говорить своим прихожанам: «Девственное зачатие». Вот за это, несмотря на покровительство епископа Евлампия, тебя и «расстригут» как еретика. А не за бандитов, которым, прежде чем отпускать им грехи, ты велишь полностью возмещать ущерб, причинённый жертвам их грабежей. Мифических бандитов, которые, вместо того, чтобы через церковь жертвовать «десятину» на богоугодные дела, вдруг раскаиваются и всё награбленное непосредственно раздают обиженным ими людям, тебе бы в епархии простили, а вот «Девственное зачатие» — нет, не простит даже епископ Евлампий.

— «Расстригут» — не сожгут, матушка. Надеюсь, что от времён царя Алексея Михайловича и протопопа Аввакума Россия отошла достаточно далеко. Впрочем… ладно, не будем нагнетать страсти! Лишив меня сана, никто не в силах отлучить меня от служения Христу! А прожить — проживём на государственную пенсию. Как-никак, у меня больше двадцати лет врачебного стажа. А за «Девственное зачатие», прости, матушка. По-другому, после всего, открывшегося мне за последний год, говорить не могу. Ведь термин «Непорочное зачатие» подразумевает, что всякая половая жизнь — порочна по определению. Стало быть, рождение детей естественным образом — тоже. Ну,