проводником того Высшего Разума, который существовал задолго до Человека и который передавался Людям через всех, обитающих на Земле, Живых Существ. Особенно — через Змей.

В этот раз уже ничуть не боящийся змеи юный Лев с удовольствием позволил посланнице нездешних сил целовать себя в губы, уши, глаза, лоб, щёки. Нет, он ещё не вкусил таящегося в змеиных поцелуях сокровенного знания — чтобы мальчик мог услышать «музыку сфер», должно было пройти время, а главное: требовался повторный сеанс.

Впервые почуяв исходящий от своего любимца запах Врага, кошка испуганно насторожилась: неужели мерзкая безногая тварь хочет сожрать её приёмного «котёнка»? Но — как? Ведь он же такой большой…

Почуяв этот запах вторично, кошка возревновала: неужели её питомец сдружился с отвратительной гадиной? И греет её на своей груди? Нет, этому безрассудству необходимо положить конец! Как бы ни была опасна схватка со змеёй, но ради спасения своего самого любимого «котёнка» она обязана покончить с подлой, лукавой тварью!

И всё-таки, отправляясь на четвёртое свидание со змеёй, человек чуть было не ускользнул от кошки: то ли сам по себе, то ли по наущению Врага Лёвушка в этот раз встретился с ней не в укромном уголке под кустом терновника, а посреди сада — под старой яблоней. Однако в последний момент кошка что-то заподозрила и, прокравшись за мальчиком, увидела, как он нагнулся навстречу высунувшейся из сухой травы змеиной головке.

Молнией взлететь по корявому стволу, броситься с низкой ветки и вонзить зубы в затылок противника было для кошки делом одного мгновения. Причём, так ловко, будто она не кошка, а мангуст — змея умерла сразу, не успев телепатировать кошке, что она не враг, а друг мальчика. Впрочем, если бы даже успела — это бы не остановило, а скорее раззадорило ревнивую кошку.

Лишившись нового друга, Лёвушка немного поплакал, но скоро утешился: кто же не прощает старым друзьям их маленькие слабости? Довольная победой кошка мурлыкала и тёрлась мордочкой о лицо и плечи сидящего на корточках мальчика-котёнка. Бездыханная посланница нездешних сил чёрной лентой растянулась под старой яблоней — второго решающего сеанса ретрансляции, увы, не состоялось.

1

Мир врывался в него. Разливом запахов, зёрнами света, шевеленьем тепла, пунктирами боли — врывался, разламывая спасительную уютность долгого (без сновидений) сна. Вообще-то, Лев Иванович Окаёмов пил не сказать, чтобы очень часто, но регулярно — каждое полнолуние. И ведь понимал: после полста — не стоит, но… безобразье земного мира! Его неустроенность, противоречивость, мучительная сложность людских взаимоотношений — без алкоголя невыносимо!

Конечно, с возрастом былая острота переживаний значительно притупилась, и алкоголь Льву Ивановичу требовался много реже чем в «пьяное» — между двадцатью пятью и тридцатью пятью годами — десятилетие, но всё ещё требовался: как минимум — раз в полнолуние. Разумеется, это не прежние, приуроченные к каждой из четырёх фаз ночного светила, губительные двухдневные пьянки, но и пятьдесят лет тоже — не двадцать пять.

Не открывая глаз, Окаёмов нашарил на стоящем слева от изголовья журнальном столике початую бутылку пива, сделал пару глотков и едва не выплюнул: тьфу! — тёплое, выдохшееся, прокисшее! — моча, а не пиво! Увы, до холодильника Льву Ивановичу пришлось сделать не менее десяти шагов — по счастью, не зря: запотевшая бутылка «Жигулёвского» вознаградила его за это сверхчеловеческое усилие. После нескольких крупных глотков разрозненные зёрна света слились наконец-то в сплошной поток, погасли мутные радуги, и только пунктиры боли по-прежнему не унимались — до краёв наполняя голову морзянкой сумасшедшего телеграфиста:… - …, SOS, SOS — отравленный мозг, как всегда в таких случаях, умолял о помощи: «К чёрту пиво! Сорокаградусного бальзама — хотя бы рюмочку?»

Не слишком склонный потакать всем прихотям своевольничающего мозга, Лев Иванович тем не менее относился с пониманием к его законным требованиям, а посему, вернувшись в комнату, — не одеваясь, в одних трусах — присел к столу и, не будучи в состоянии набить трубку золотистым турецким табаком, закурил вонючую «Приму». (Вонючую не для Окаёмова: от двадцати двух и до сорока трёх, до того, как очередной поворот российской истории начисто смёл с прилавков все виды «народного» курева и Льву Ивановичу волей-неволей пришлось освоить трубку, «Прима» являлась его постоянной спутницей — для окружающих, которые в своём большинстве не одобряли плебейского пристрастия Окаёмова к дешёвым отечественным сигаретам.)

Затянувшись и сделав пару глотков, Лев Иванович занялся решением весьма непростой задачи: брать чекушку или сегодня он обойдётся пивом? (Пусть глумливо ухмыльнутся трезвенники: как же, уравнение с пятью неизвестными! — пьющие знают: грамотно опохмелиться — это вам не из коровьего копытца воды испить! Это сойтись в рукопашной схватке с самим Зелёным Змием!)

По счастью, не спеша выпитая бутылка холодного «Жигулёвского» упростила выбор: сегодня никакой чекушки! Два литра пива — и баста! В крайнем случае — три! Или, как прежде, думаешь?! За первой чекушкой — вторая… третья… и… похмелье плавно перетечёт в классическую двухдневную пьянку?! Как «в оные лета»? Оно, конечно, если подряд два дня — опохмеляться после не требуется… таким уж ты уродился, сволочь… но… полвека — это тебе не двадцать пять! И даже не тридцать! А ну как после беспробудной двухдневной пьянки тебе вообще никогда уже не потребуется опохмеляться? Что? На Земле ещё завершил не всё? Раньше времени в Рай не хочешь? То-то же, пьянь несчастная!

Суровый внутренний голос в союзе с полулитром холодного «Жигулёвского» наставил-таки Льва Ивановича на верный путь: не без труда одевшись, он спустился во двор и, перейдя улицу, в маленьком магазинчике «затарился» лишь пятью бутылками пива — да, зачем же скрывать, взгляд Окаёмова скользнул по полкам с куда более соблазнительными напитками, но внутренний голос строго одёрнул: ни, ни! Пиво — и ничего кроме!

Поскольку в этом ближайшем торговом заведении чести попасть в холодильник удостаивалось только крепкое дорогое пиво, а «Жигулёвское» пренебрежительно содержалось в ящиках, то Окаёмову пришлось взять бутылку «Балтики» — что, имея ввиду её двусмысленные восемь градусов, представляло некоторую угрозу для предстоящего рискованного балансирования на границе «меж трезвостью и опьяненьем», ну да, как говорится, где наша не пропадала! В конце концов, «Балтика» только одна, а четыре других бутылки — надёжное «Жигулёвское»! Проверенное десятилетиями! Лучшее пиво России!

(Из