Литвек - электронная библиотека >> Владимир Дмитриевич Кабаков >> Рассказ >> Хара Нур Конный поход в горы (СИ)

   "Еще ни разу не был мальчик в той не тронутой топором глухомани, где оставляла след медвежья лапа, а медведь уже маячил, нависал над ним во снах, косматый, громадный, багряноглазый, не злобный - просто непомерный: слишком велик был он для собак, которыми его пытались травить, для лошадей, на которых его догоняли, для охотников и посылаемых ими пуль, слишком велик для самой местности, его в себе заключавшей".



  Повесть "Медведь". Уильям Фолкнер







  ...Собирались, как всегда непростительно долго: то водку разливали из стеклянных бутылок в пластиковые, то вдруг оказалось, что свежего хлеба в соседней булочной не оказалось. А ведь ехали на две недели и потому, очень хотелось сохранить хлеб в соответствующем виде, хотя бы неделю. Потом конечно будут сухари, но всё - таки...



  Наконец всё загружено, размещено для долгой дороги, ребята сели на свои места и я тронулся...



  Пока разворачивался у себя на стоянке, рядом с домом, вдруг услышал в голосе мотора какие-то новые нотки и стал себя спрашивать - что произошло?



  Может быть поэтому отвлёкся и был невнимателен. В три приёма разворачивая машину, я совершенно неожиданной, услышал, дикий человеческий крик сзади, и меня аж в пот бросило!



  - Неужели! - вскинулся я - и тут же почувствовал, что машина кого-то зацепила задом. Внутри у меня всё оборвалось и открывая дверку, я уже был готов к самому плохому...





  Оказалось, что серебристый "Вольво" моего соседа по дому, грузина Кахи, вдруг, словно живой подлез под мой микроавтобус, и я прилично помял ему безукоризненно новое крыло.



  - Ты что это сделал! - вопил горбатый Кахи, а у меня от сердца отлегло... - Ты мне новую машину раздавил! Уж лучше бы ты меня самого покалечил!..



  Я подождал, пока нервный грузин придёт в себя, а потом объяснил, что сейчас срочно уезжаю и потому не могу с ним заниматься и предлагаю ему сделать ремонт, а потом прислать мне счёт. Я всё оплачу...



  Кахи немного утих, но по прежнему чуть не плакал и не мог отвести взгляд от потерявшего невинный вид "Вольво".



  На этом всё закончилось, а Максим с Аркашей, вылезли из машины после первых криков и молча, скептически смотрели то на помятое крыло, то на причитающего Кахи. И может быть поэтому тот, несмотря на своё горе, вёл себя прилично...



  Наконец мы тронулись и у меня, от пережитого, мышца под глазом какое-то время непроизвольно дёргалась...





  А времени было уже девять вечера, и несмотря на то, что темнело около одиннадцати часов, всем стало ясно, что ночевать придётся в дороге. Тем более, что нам надо было заехать в Кырен - бурятское село в Тункинской долине, чтобы попутно повидаться с одним человечком, которому я вёз детальки от его "Нивы".



  Незаметно выбрались из города, а когда покатили по тракту в сторону Южного Байкала, к Култуку, то дышать стало легче. На дворе стоял июнь, всё уже оделось в новую свежую зелень и потому, даже сквозь окна кабины проникали ароматы летнего леса распустившегося листвой.





  Максим сидел рядом и рассказывал, как в его психиатрическом отделении, появился новый пациент, который "съехал" на мысли, что в его деревне живут несколько старух - ведьм.



  - Вот он, однажды, прихватив мелкашку, направился их уничтожать. Одну, он успел пристрелить у неё на огороде, но тут его уговорили бросить оружие, а потом и скрутили дюжие мужики - соседи. А с виду, он, этот мужичок самого нормального виду. Только блеск какой-то нездоровый в глазах - криво улыбаясь, закончил Максим, работавший заведующим в психиатрическом отделении городской больницы.



  Аркаша весело посмеивался во время рассказа, а после начал вспоминать, как он с "придурками", взятыми им из "психушки" - он тоже был психиатр, строил себе дачу...



  - Я им задачу поставил, оставил еды на несколько дней и уехал в город... Приехал через два дня, в срубе положены уже несколько "стоп", а народец мой, устав от работы, загорает на задах моего участка, и в хорошем настроении. Я их, конечно, поблагодарил, и налил из бутылки, которую предусмотрительно захватил с собой. Они, расчувствовались и готовы были меня хозяином называть...



  Вот что значит "трудотерапия" - закончил он со смешком. Я тоже улыбнулся, представив себе как они эти стопы клали и после Аркашиного рассказа, вспомнил случаи из своей жизни.





  ... У меня был большой опыт по строительству дачных домов. Я свой первый дом строил из толстого кругляка, вдвоём с знакомым плотником Петром. Он был мужичок сноровистый, но тщедушный и мне пришлось этот кругляк, по сути в одиночку таскать и подавать, иногда на самый верх сруба. Я тогда полмесяца ставил сруб, а полмесяца отходил от перенапряга. Потом выяснилось, что я себе геморрой заработал на этом деле. Зато домик и по сию пору стоит как новенький и всё лучше становится...





  ... За разговорами незаметно проехали Глубокую, и поднявшись на перевал, где на обочинах пышным, белым, лёгким цветом, ещё безумствовала черёмуха, и её холодный аромат попадал в машину через полуоткрытые окна. Все в машине невольно глубоко задышали впитывая в себя остатки весеннего настроения природы...



  Поднявшись на самую высокую точку между городом и Байкалом, начали по "серпантину" дороги, спускаться к озеру и тут, уже была настоящая тайга, а не пригородные леса! И мы это почувствовали. Напряжение сборов и ожиданий отъезда, постепенно поменялось на ощущение покоя и ожидания - очередное путешествие в неизведанное будущее началось...





  Выехали на берег уже в сумерках, и меня, как всегда на этом месте, поразило величие и покой громадных пространств Байкальской котловины.



  На другой стороны этого сине - тёмного водного клина, разрезающего гористый материк, мерцали в дымке сумерек электрические огоньки Слюдянки, а над самим громадным водным простором, уже разлилась тихая ночь. Я представил, себе шестьсот тридцать километров, прозрачно - хрустальной воды, протянувшиеся на северо - восток, почти километровым слоем лежащей в узкой и ущелисто котловине, и поёжился... "Громадьё"